Роза и тис - стр. 11
Я нацарапал ей записку карандашом: «Не приходи». Что я мог ей предложить?
Я увиделся с Дженнифер лишь после выписки из больницы, в доме моего брата. Все ее письма ко мне звучали одинаково. Мы любим друг друга! Мы должны быть вместе, даже если я никогда не поправлюсь. Она будет заботиться обо мне. Мы еще будем счастливы – не так, как мы когда-то мечтали, но все же счастливы.
И хотя первой моей реакцией было безжалостно разрубить узел и сказать Дженнифер: «Уходи и никогда больше не приближайся ко мне!» – я колебался. Дело в том, что и я, подобно ей, верил, будто нас связывает нечто большее, чем плотская близость, что у нас остается радость духовного общения. Разумеется, лучше ей забыть о моем существовании… А вдруг она не согласится?
Прошло много времени, прежде чем я наконец сдался и позволил ей прийти. Мы активно переписывались; мы писали друг другу настоящие любовные письма – такие возвышенные, такие героические…
И вот я разрешил ей навестить меня.
Она пришла.
Ей нельзя было оставаться очень долго. Полагаю, тогда мы уже поняли кое-что, только не хотели себе в этом признаться. Она пришла снова. А потом она пришла в третий раз. А потом… Я просто больше не мог ее выносить! Ее третье посещение длилось десять минут, но мне показалось, что прошло часа полтора! Когда после ее ухода я посмотрел на часы, то едва поверил, что прошло так мало времени. И ей те минуты тоже показались вечностью – не сомневаюсь.
Видите ли, нам было нечего сказать друг другу…
Представьте себе!
В конце концов выяснилось: между нами ничего не осталось.
Есть ли что-нибудь горше, чем развенчанные иллюзии? Духовное единение, мысли, которые дополняют друг друга, наша дружба, наше общение – мыльный пузырь! Иллюзия, порожденная взаимным влечением мужчины и женщины. Природа заманила нас в ловушку и коварно обманула. Между мною и Дженнифер не было ничего, кроме плотского влечения, а то, что мы навыдумывали, оказалось чудовищной ложью и самообманом! Нет, основой всего была лишь низменная страсть… Это открытие вызвало у меня чувство стыда, ожесточило меня… Я почти возненавидел ее и себя. Мы в отчаянии вглядывались друг в друга, и оба – каждый на свой лад – дивились, что сталось с тем чудом, в которое мы так верили.
Я видел и понимал, какая она хорошенькая. Однако ее разговоры нагоняли на меня тоску. А ей было скучно со мной. Разговор не доставлял нам ни малейшего удовольствия.
Она взваливала всю вину за случившееся на себя, и лучше бы она этого не делала. Никакой необходимости в том не было… Я уловил в ее голосе истеричные нотки. «Боже, – подумал я, – да из-за чего она так суетится?»
В конце своего третьего посещения она, с присущим ей стойким оптимизмом, заверила меня:
– Милый Хью, я очень скоро приду опять.
– Нет, – ответил я. – Не надо!
– Ну конечно приду! – Голос ее звучал неискренне, лицемерно.
Я пришел в ярость:
– Ради бога, Дженнифер, не притворяйся! Все кончено! Между нами все кончено!
Она, конечно, говорила, что между нами ничего не кончено и она не понимает, что я имею в виду. По ее словам, она собиралась посвятить мне свою жизнь – она будет заботиться обо мне, и мы будем счастливы. Она была полна решимости принести себя в жертву и этим довела меня до белого каления. К тому же я знал, что она не из тех, кто отступается от своих слов. И когда я вообразил, что она всегда будет рядом – болтать, стараться быть доброй и терпимой, отпускать идиотские бодрые замечания… Я запаниковал. Мое состояние было порождено слабостью и болезнью.