Роза для Марса - стр. 17
Один раз они с Павликом поехали в круиз по Карибскому морю. Долго собирались, подстраивались по времени друг друга, сомневались, но поехали. Сомневался, по сути, Павлик – боялся бескрайнего океана, а страхи он ненавидел. Потом собрался с мыслями и решился. Первый раз в жизни в морской круиз. Эка невидаль! На корабле он потом так и сказал, что чего мол он так боялся, совсем, вроде, не страшно. Не телепортация же.
– А что страшного в телепортации, – спросила Таша. Они сидели в шезлонгах на верхней палубе около бассейна. Молодёжь и дети плескались в воде также, как и везде в мире, когда есть такая возможность, и стоит тёплая погода. Океанская гладь за бортом умиротворённо искрилась на солнце, поражая бесконечностью на все 360 градусов. Вода в стакане на столике около Ташиного шезлонга вообще не шевелилась, казалось, что корабль не движется, а стоит на земной тверди. Только лёгкий ветерок иногда обдавал своим нежным йодистым полохом.
– Возвращение, – подумал он, – другие миры, как наркотик. Затягивают. Хочется более сложных ощущений потом. Здесь всё очень просто.
– Чего тебе не хватает?
– Глупости спрашиваешь. Что мы тут можем делать, о чём мечтать? Мысль упирается в стену, бьёт тебя рикошетом, и ты медленно или сходишь с ума или не мыслишь – себе дороже.
– Тяжело тебе, – пошутила Таша, но разговаривать тогда особо не хотелось – хотелось вот так полулежать, смотреть вперёд и всё. Когда телу слишком хорошо – оно замирает, и, кажется, что все процессы замедляются, только сердце тихонечко бьётся где-то в глубине.
– Я привык, – ответил Павлик.
Сейчас она вспомнила круиз по двум причинам. То, что она не восприняла всерьёз его редкие откровения про другие миры, посчитав их обыкновенными фантазиями разомлевшего от безделья тела, во-вторых, она пропустила главное – у Паши был очень серьёзный творческий кризис. Он и в отпуск-то попросился, чтобы убежать на край света от Бастет. Она вспомнила, что где-то с третьей ночи, он вставал в пять утра и уходил бродить по безлюдным палубам, разглядывая волны. О чём он тогда думал? А днём он становился обычным, с присущим ему юмором, знакомился с американцами в ресторане за столиком, представлялся преподавателем астрономии и молол всякий светский бред про человеческую жизнь. Английский у него был превосходный ещё со школы. Мама очень старалась дать Пашеньке знания иностранных языков. Он и французский знал неплохо, потому что она сама его обожала заодно с французским кино шестидесятых.
В казино он выиграл в рулетку тысячу шестьсот долларов и сразу потащил Ташу в ювелирные магазины на вторую палубу – в круизах же беспошлинная торговля. Таша выбрала в одном из них миниатюрную брошь-булавку из оникса, кораллов и бриллиантов. Часто её носила потом, сейчас вот к треникам не приколешь, хотя сегодня можно было посадить ее на лацкан слева. Больше они в казино не ходили. Таша так вообще казино терпеть не могла. Паша не был азартен, его азарт разгорался, когда он работал, и у него всё шло «по нотам», рулетку же он рассматривал, как зависимость от непредсказуемости. Или ему не нравилось терять контроль над ситуацией. Скорее всего.
Таша наклонилась и открыла бардачок – нашла пачку влажных салфеток и вытерла руки, потом протёрла зачем-то руль. Тот кризис, который он переживал во время круиза, и стал началом его болезни. Он что-то скрывал, держал в себе и очень беспокоился. Ввиду того, что его работа всегда была связана с секретностью, Таша не допекала его вопросами, чаще они обсуждали проблемы на её работе, да и она старалась сохранить личное пространство как можно чище и дальше от своего офиса.