Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993-2008 гг. - стр. 38
Считаем важным и интересным указать на контраст российской ситуации и ситуации в странах Центральной и Восточной Европы, а также в бывших республиках СССР.
В странах ЦВЕ и Балтии главным содержанием второй половины 1980-х и 1990-х гг., на наш взгляд, была вовсе не смена экономического и политического строя, а национальное освобождение и «возврат в Европу». И рынок, и демократия были просто естественными атрибутами новой государственности и европейского статуса этих стран (тем более что они существовали в этих странах в период их независимости в первой половине ХХ в.). А отсюда вытекают четыре важнейших следствия:
Восприятие подавляющим большинством граждан происходящих изменений как самоценных безотносительно к их последствиям для личного благосостояния и социального статуса. Отсюда готовность всех слоев населения (в том числе социально слабых) заплатить за них достаточно высокую цену.
Безусловная легитимность государства, поскольку оно играло лидирующую роль в происходящих процессах; признание обязательств юридических и физических лиц перед ним в качестве весьма важных с гражданских позиций.
Допустимость на этом фоне пересмотра прежних социальных обязательств государства перед своими гражданами – и в части объемов, и тем более в части способов выполнения.
Априорная в целом положительная оценка иностранных инвесторов и внедрения западных стандартов. Это, конечно же, не исключает жесткого противостояния им в случае, если задеты чьи-то конкретные интересы, но противостояния, не идеологизированного, а сугубо прагматического, например, в форме лоббирования некоторых локальных протекционистских мер.
Что касается государств, возникших на базе других республик СССР, то модели перехода в них оказались принципиально различными. На Украине, в Грузии и Армении происходящие изменения также воспринимались значительной частью общества как национальное возрождение или национальное строительство, и обретаемая государственная независимость выступала в качестве абсолютной ценности. Кроме того, вокруг этой идеологемы консолидировались национальные элиты, и она являлась основным способом легитимации власти в глазах общества. Значимость рыночных и демократических форм в этих странах была хотя и инструментальной, но достаточно высокой, поскольку это атрибуты европейской цивилизации.
Однако для этих стран в 1990-е гг. существовал и ряд обстоятельств противоположного свойства. Во-первых, это страх, что в Европу «не возьмут». Во-вторых, Россия здесь не воспринималась однозначно негативно. Поэтому собственная ситуация постоянно сравнивалась с российской и обсуждались возможные формы восстановления и укрепления связей с ней. В-третьих, для Грузии и особенно для Армении значимым фактором являлась близость исторического врага – Турции, защита от которого всегда приходила из России, а не из Европы.
В Центральной Азии и Азербайджане во второй половине ХХ в. идея собственной государственности, по нашему мнению, не была актуальна ни для населения, ни для элит. За процессом распада СССР они наблюдали абсолютно пассивно, и обретенная независимость была скорее не априорной ценностью, а вызовом. Открываемые ею возможности для правящей элиты надо было максимизировать, а опасности минимизировать. Сформировавшаяся в наиболее крупных из этих стран (Казахстан, Узбекистан и Азербайджан) модель – авторитарные политические режимы и достаточно активная рыночная трансформация – является результатом двух факторов. Во-первых, в них сохранилась система традиционных социальных отношений. Во-вторых, рыночная экономика и светский утилитаризм выступают минимальными условиями, при которых можно привлечь крупномасштабные западные инвестиции – безальтернативный ресурс развития для этих стран.