Россия выходит из войны. Советско-американские отношения, 1917–1918 - стр. 66

Трудно представить, кто могли бы быть эти «два американца, тесно связанные с американскими капиталистическими элементами», если не Робинс и Гумберт. Если эта гипотеза верна и мы поверим словам Троцкого, то можно отметить, что Робинс без колебаний проинформировал большевистского лидера об истинной позиции Соединенных Штатов, что являлось исключительной прерогативой Фрэнсиса. Кроме того, стоит отметить, что Троцкий в своем публичном заявлении зафиксировал скептицизм по поводу симпатий визитеров к русскому народу, объяснив готовность двух американцев идти на контакт мотивами империалистической коммерческой жадности, и использовал факт этой встречи как доказательство растущего авторитета советского правительства.

В телеграмме, отправленной в Вашингтон на следующий день, после того как текст выступления Троцкого появился в газетах, Фрэнсис довольно патетично заявил, что «пытался выяснить», кто были те два американца, осмелившиеся говорить от имени правительства Соединенных Штатов, «от чего я воздерживаюсь до сих пор» (телеграмма № 2049 от Фрэнсиса Лансингу 1 декабря). Наивно предполагать, что у него могли возникнуть какие-либо вопросы относительно личностей, посетивших Троцкого, несмотря на отсутствие прямых доказательств. Разумно допустить, что Джадсон был знаком с обстоятельствами этого визита хотя бы потому, что неизвестные американцы отважились сообщить Троцкому, какому из двух взаимоисключающих материалов следует верить. Все эти обстоятельства указывают на трагическое состояние взаимной подозрительности и отсутствия откровенности в американском официальном сообществе: военный атташе и глава Миссии Красного Креста, очевидно, скрывали от посла встречи и обсуждения, происходящие с советским наркомом иностранных дел, а послу, имеющему доказательства происходящего за его спиной, оставалось только гадать о причинах возникновения подобных контактов.

Что же касается Сиссона, то он прибыл в Петроград всего пять дней назад. Он был, напомним, представителем Комитета по общественной информации, а не учреждения Лансинга. Как предполагалось, Сиссон отвечал за всю информационную и пропагандистскую деятельность правительства Соединенных Штатов в России, то есть функцию сугубо политического характера, чрезвычайно трудно отделяемую от обычных дипломатических обязанностей сотрудника Государственного департамента. Сиссон нанес визит послу сразу же в день прибытия в Петроград, но с тех пор не возвращался в посольскую канцелярию вплоть до совещания 30 ноября. Обидчивый старый джентльмен не преминул отметить этот факт с подозрением и неодобрением. Четыре дня спустя, как мы увидим, Сиссон предпринял неуклюжую и безуспешную попытку добиться смещения Фрэнсиса с должности. Сиссон пришел на совещание 30 ноября, уже будучи убежденным сторонником Робинса и Джадсона, с которыми часто встречался. В ходе встречи он даже зашел так далеко, что упрекнул посла в бездействии, «ведущего нас к гибели». Это обвинение, исходящее от высокопоставленного новичка на петроградской сцене, безусловно, задело Фрэнсиса за живое и побудило к быстрому и решительному ответу о персональной ответственности посла за происходящее, которой он ни с кем не собирается делиться.

Что же касается Райта, то его отношения с послом не задались с самого начала: напряженность и дискомфорт чувствовались во всем. Со стороны отношения между послом и советником посольства традиционно носили деликатный характер, поскольку Госдепартамент и военное министерство работали в тандеме и выполняли одни и те же функции и обязанности. В данном случае отношения были напряженными из-за того, что все знали о неосведомленности Фрэнсиса в тонкостях мира дипломатии. Кадровые офицеры, как правило, нервно крутились вокруг посла, слишком явно демонстрируя свое беспокойство по поводу того, что он может сделать что-то опрометчивое и вследствие плохой информированности поставить в неловкое положение правительство. Другими словами, они выставляли себя истинными хранителями и толкователями интересов государства, обязанными защищать эти интересы от неопытности первого лица посольства. Такое отношение вызывало у Фрэнсиса чувство зависимости и унижения, от которого он время от времени пытался избавиться импульсивными независимыми действиями, продиктованными скорее желанием продемонстрировать свою власть, чем внутренними потребностями ситуации, и воспринималось им в духе возбужденного ликования непослушного мальчика. В этих случаях атмосфера в канцелярии становилась все более напряженной и обостренной, а за кулисами раздавался гул встревоженного и возмущенного шепота. По иронии судьбы, Райт, который был вынужден расшифровать телеграмму о мадам де Крам и отнести ее послу, а затем с уважением выслушать его громоподобные заявления о том, что он сделает с доносчиком, казался Фрэнсису человеком, который был более всех глубоко замешан в этой нелицеприятной истории. Через день или два он обратился в Госдепартамент с просьбой об отпуске, но в связи с отказом будет вынужден проработать еще несколько недель на своей непростой должности первого помощника посла, а Джадсон заметит, что Госдепартамент узнал о деле с де Крам «через некоторых агентов, хорошо известных Райту» (из дневниковой записи Джадсона от 2 декабря).