Россия HELL - стр. 32
Барановский раскрыл медицинский чемоданчик.
– А насчет того, почему мы победили, – продолжил Викентьев, – я тебе объясню. Знаешь, что отличает русских от вас, да и от всех остальных народов мира?
– То, что вы все конченные ублюдки?
– Нас отличает отношение к войне. Вы все воюете, чтобы жить хорошо. Чтобы ограбить ближнего и дальнего, забрать у них земли и месторождения, превратить население в дешевую рабсилу. Русские – единственный народ в мире, который воюет не для того, чтобы жить хорошо. А чтобы уничтожить врага. Не взирая ни на какие жертвы. Не смотря на голод и лишения. Заплатив любую цену. Разбить все его армии, добраться до его логова, дойти до его столицы. И сравнять ее с землей. Мы всегда так воевали. Вы на такое не способны. Вы воюете ровно до тех пор, пока прибыль от войны остается выше потерь. Если же чувствуете непосредственную опасность для ваших задниц – тут же сворачиваетесь и поднимаете лапки к верху. А мы в этот момент воевать только начинаем. Поэтому, сколько бы денег вы не вваливали в свой военный бюджет, какие бы технологии не выдумывали – вы все равно с самого начала были обречены. Если бы у нас не хватило ракет, мы бы загрызли вас зубами. И забили саперными лопатками.
Брейнар смотрела в сторону, оскалив зубы.
– Говорю же. Конченные ублюдки. Вы вообще не люди.
– Шеф, всё готово, – Барановский поднял инъектор.
– Готово – коли, – огрызнулся Викентьев. – Чего встал?
Барановский шагнул к Брейнар. Та в ужасе отпрянула, выпучив глаза.
– Не скажет она ничего. Даже с раствором, – глухо сказал один из контрразведчиков. – У нее блок стоит. Если начнет говорить, ее мозги тут же превратятся в кашу.
– Заткнись, Мартинес, – прошипел второй.
– Вот именно, Мартинес. Мне плевать на ваши белые разборки. Вы нас все равно никогда за людей не считали. Прислуга. Подай-принеси.
– Говорю, заткнись, дебил. Только всем хуже сделаешь.
– Ты что-нибудь знаешь, парень? – повернулся Викентьев.
– Почти ничего. Допуск маленький. Но я знаю, где сидят те, кто знает больше. Они…
Раздался звон стекла
Голова контрразведчика дернулась. На рубашке стремительно растеклось красное пятно.
Брейнар завизжала.
С десяток черных теней влетели в окна.
Спецназ не успел отреагировать. Двое погибли от пуль сразу. Оставшиеся двое – чуть позже, после того, как выстрелами в упор снесли головы троим из нападавших.
Викентьев отлетел от удара в угол.
Барановский залез под стол.
Черные тени замерли. Вытянутые яйцеобразные шлемы полностью скрывали лица. Обтягивающая все тело черная броня казалась легкой, но по вмятинам на груди у некоторых было ясно, что пули ее не пробивали.
Сенатор Мастерс в песочном камуфляже, кряхтя, забрался в окно и шагнул к пленникам.
– Ну, наконец-то, – сварливо протянула Брейнар. – Сенатор, освободите меня.
– Извини, Лиз, – сказал Мастерс. – Но так будет лучше.
Он поднял пистолет и выстрелил ей в голову.
Брейнар дернулась и затихла.
Черные вскинули штурмовые винтовки и короткими очередями покончили с остальными пленниками.
Мастерс повернулся к Викентьеву.
– Дорогой директор! Мы снова вместе. Поговорим?
Викентьев попытался встать и скривился от боли.
– Не представляю, о чем нам с тобой говорить, Марк.
– Ты задавал так много вопросов. Теперь моя очередь, – Мастерс огляделся. – Кстати, не вижу здесь твоего брутального помощника. Того, со шрамами во всю морду.