Россия белая, Россия красная. 1903-1927 - стр. 24
Уроки (или экзерсисы) начинались в девять часов утра. Каждый урок продолжался пятьдесят минут, за ним следовала десятиминутная перемена. Так продолжалось до полудня. С полудня до двух часов – отдых и обед. Экстерны и интерны предпочитали обедать в корпусе. Кухня была хорошей, порции достаточными; на обед мы получали суп, мясное или рыбное блюдо с гарниром и десерт (чаще всего компот). Пили только воду.
В два часа занятия возобновлялись и шли до четырех часов дня. Затем экстерны свободно разъезжались по домам. Интерны же отправлялись в классы для выполнения домашних заданий. Спали они в дортуарах.
Большинство наших преподавателей были офицерами. Учителя живых языков были гражданскими лицами, и все иностранцы, в противоположность тому, что принято во Франции в государственных школах. Учитель танцев являлся артистом Императорского балета.
Обучение, проживание и питание в Пажеском корпусе были бесплатными. Также корпусом выделялись каждому учащемуся два комплекта формы: повседневный и парадный; семья могла пошить один или несколько комплектов дополнительно, но в соответствии с установленным образцом.
Каждый, кто хочет понять дух, царивший в Пажеском корпусе, должен вспомнить происхождение этого учебного заведения.
Изгнанные в 1798 году с острова Мальта рыцари Мальтийского ордена нашли приют у Павла I, который тогда и создал Пажеский корпус. В комплекс зданий корпуса была включена и осталась часовня мальтийских рыцарей. Установился и несколько лет сохранялся обычай записывать мальчиков из аристократических семей одновременно в Пажеский корпус и в Мальтийский орден. Царь Павел I самолично составил в духе присяги ордена текст присяги, которую должны были приносить пажи: в числе прочего они клялись всегда оставаться верными «брату по оружию» и скорее предать жену или брата, чем его. В дальнейшем связь между корпусом и орденом, официально существовавшая при Павле I, ослабла, и присяга была забыта. Но эмблемой Пажеского корпуса остался мальтийский крест, а дух присяги, в которой пажи клялись в верности, мужестве и презрении к женщинам, продолжал руководить корпусом, переходя от одного поколения учеников и учителей к другому.
Следствием этого было возникновение совершенно особого кастового духа. У сложившихся взрослых людей из числа русской аристократии кастовость тоже существовала, но у них она уравновешивалась личным опытом, знанием жизни, свободной игрой индивидуальных тенденций. Но можно себе представить, во что такой кастовый дух выливался у подростков. В том возрасте, когда у молодого человека пробуждаются чувства, сердце и разум, складываются жизненные ориентиры, наши головы забивала разная чушь. Из нас как будто стремились сделать не просто идеального строевого офицера, но полную противоположность интеллектуалу.
В свободное время все эти мальчики от тринадцати до двадцати лет ничего не читали. Они разговаривали между собой. Но самое меньшее, что можно сказать про их разговоры, что в них не заходила речь об идеалах. Предмет бесед составляли три темы: вино, лошади и женщины.
Вино. Знание тонких вин было в большой чести в старинных русских семьях, где порой доходило до невероятных утонченности и расточительности. Так что мальчики с самого детства считали умение разбираться в винах одним из главных достоинств человека их происхождения. Невежественность в данном вопросе вызывала насмешки; легкая ошибка вызывала презрение. Помню случай, приключившийся с одним из моих соучеников. Происходя из хорошей провинциальной семьи, этот юный князь хотел встать вровень с нами. Однажды наши товарищи начали рассуждать в его присутствии о достоинствах различных сортов шампанского. Один расхваливал такое-то шампанское такого-то года, другой возражал, в разговор вступил третий: спор становился все более оживленным и серьезным. И тут в него вмешался юный князь; вдохновляясь опытом нескольких поездок своей семьи за границу, он уверил нас, что ни одно из шампанских вин Франции не сравнится с «Асти спуманте». Не могу даже описать, какие сарказм и презрение навлекло на него это заявление. После этого случая в Пажеском корпусе все называли его только «князь Спуманте». И уверяю вас, это была обидная кличка.