Роман на салфетках. Сборник рассказов - стр. 9

Грузины, с которыми мы общаемся, все как один вежливы и приветливы, даже мальчик на стойке администратора нашей гостиницы, который не может решить простые бытовые вопросы и на которого из-за этого все ругаются, или таксист с хитрым носом, доказывающий мне, что взять с меня в официальном такси вдвое больше тарифа вполне можно и не противоречит ни закону, ни понятиям грузинского гостеприимства, ведь тариф вывешен на стоянке такси, и я вполне мог с ним ознакомиться.

Я покупаю вино в аэропорту и опять слышу это проникающее в душу мужское многоголосие. Продавщица показывает глазами куда-то вбок; я смотрю туда и вижу пятерых грузин, сидящих за столом в соседнем ресторане и поющих. Они в костюмах, серьёзны и подтянуты, радостны и торжественны. Я иду по аэропорту, а музыка всё звучит в моей голове; кажется, я взял её с собой.

Я вернусь, моя Грузия!

‏ Оказывается, у чемодана было двойное дно…

‏ Сразу-то он, конечно, этого не заметил. Искал простенький подержанный чемодан на Авито, чтобы перевезти и хранить на даче самое ценное: записи, дневники. Мебели там было мало, шкафов не было, а переехать очень хотелось. Город стал невыносимым, а теперь и ненужным, когда он решил наконец уйти с работы (хорошей, кстати, работы) и в тишине дачной обстановки подумать о жизни, о будущем, а заодно привести в порядок заметки и, возможно, написать наконец что-то более значительное, чем короткие рассказы, которые писал до сих пор.

‏ Когда увидел этот чемодан, сразу понял, что купит именно его: добротный, со скруглёнными углами, коричневый с благородными потертостями по бокам, с массивной ручкой… Тяжёлый наверняка, но это не важно.

‏ Открыл его, и запах прошлого (или позапрошлого?) века окутал комнату. Приготовил стопки тетрадей и дневников, переставил чемодан поближе и вдруг почувствовал, что внутри что-то двинулось. «Странно, там же пусто», – открыл, проверил все отделения – ничего. Пошевелил, и точно: между бархатной подкладкой и днищем что-то перемещалось. С краю подкладки увидел почти незаметный шов. Сердце почему-то застучало. Распорол его, под подкладкой обнаружилось подвижное дно, а под ним нащупал тетрадь.

‏ Открыл и зажмурился, не веря глазам. Посмотрел ещё раз, сомнений быть не могло: это её почерк, и её сердечко внизу страницы; такие она ставила в конце каждой своей записки ему. Это был дневник Кристины. Хотя они расстались лет десять назад, ровные строчки родного почерка как будто вернули его в то время. И уж точно теперь он знал то, о чём догадывался и в чём боялся себе признаться себе всё это время: он всё ещё любил её…

‏ Тысячу раз он задавал себе впоследствии вопрос, почему же они расстались. Когда это произошло, сначала казалось, это временно, потом уехал учиться в Москву, новые знакомства притупили воспоминания о ней. А потом постепенно стало накатывать сожаление, и чем дальше, тем чаще. Может, дело было в его эмоциональном взрослении, а может, встречаясь и потом расставаясь с очередной девушкой, он чувствовал: «Опять не то… Вспомни лёгкость, единение и понимание, которые были с ней»… Оглядываясь теперь назад, он понимал, что искал всё это, и не находил.

‏ Долистал до последней записи, прочитал, замер. Слёзы остановились в глазах и вдруг закапали на строки, вызвавшие их. «Сегодня расстались с Сергеем… Господи, как же тяжело! Растерянность в его глазах прошла, только когда я сказала, что это временно, что нам нужна пауза, чтобы всё осмыслить. Как жаль, что я не могу сказать ему всё, как есть: про болезнь мамы, что к ней надо ехать, чтобы ухаживать какое-то время. И про то, как же сильно я его люблю… Нет, нельзя – сразу всё бросит и примчится, но зачем ему это? Пишу и плачу, как же хочется, чтобы всё у него было хорошо…»