Рома, прости! Жестокая история первой любви - стр. 18
Рите самой неловко вспоминать свои увлечения. Не умеет, не получается, совершенно в этом деле бездарна. Вся растратилась тогда, в семнадцать.
Вот Гоша-то за что платит? За что ему ее холодность, ее чисто женское равнодушие? Может, за то, что так легко сдался, позволил обожать себя, сам особо не пылая. Не очень-то и ценил, по правде говоря, принимал все как должное. Теперь полюбил, привязался, ходит за Ритой: «Делай что хочешь, только не уходи. Ты – моя жизнь. Без тебя я пропаду, без тебя я ничего не могу и не хочу». Рита в ответ стелет себе постель на раскладушке. «Гош, я еще никуда не ухожу и вряд ли уйду. Кому я нужна, дурашка? Только ты руками меня не трогай, пожалуйста, ладно?»
– Я теперь и не знаю, что такое любовь, – задумчиво произнесла Рита. – Понимаю: без него мне будет плохо, он любит меня, чувствует лучше других, а это дорогого стоит, но… Но…
Но как это объяснить, черт возьми? То, что радиожурналистка Маргарита Гаврилова, видите ли, никак не может «подложить» под их отношения музыкальное сопровождение – тему из фильма «Мужчина и женщина» или любимую свою стрейзандовскую «Женщину в любви»… Не подходит, не соответствует! А ведь много лет назад она спешила к нему на свидание в ритме «Шербургских зонтиков»…
– Я тебя понимаю, – кивнула Юлька. – Но зато ты знаешь: у тебя есть дверь.
– Да, в принципе, я могу завести, например, любовника и перебеситься. Теоретически. Но а тебе-то что мешает? Не бросая Ромку, просто взять и…
– Нет, – тихо и твердо сказала Юля. – Невозможно. – У нее тоже было свое, необъяснимое, непонятное другим. Тот снег, на который падал Ромка, его кровь на белом, а потом… Ты же знаешь, если не забыла… Все случилось из-за меня… Нет, послушай! – Она подняла руку, как бы останавливая Риту, сделавшую удивленное лицо и собиравшуюся возразить. – Да, виноваты его мать-ведьма и бабка, которую вон даже смерть не хочет забирать. И все-таки из-за меня, я никогда не смогу забыть об этом. Как бы мне ни хотелось выйти в дверь, у меня ее нет, Ритка…
В эту секунду раздался звонок.
За дверью стоял Макс. На некотором отдалении от себя он держал шуршащий пакет с начавшими таять стаканчиками импортного мороженого. Хотя был уже конец августа, солнышко припекало вполне по-июльски.
– Они тают, Юль, они упорно тают! Скорее дай блюдца, сестра!
И он быстро направился в кухню. Юлька тем временем возилась с замком. Через секунду-другую она с недоумением отметила, что из кухни не доносится ни звука. «Что там происходит?»
Темно-серые глаза смотрели прямо в глаза-вишни. Макс забыл про мороженое, и из крохотной дырочки пакетика на пол упала белая жирная капля. Но ни он, ни Рита не обратили на это никакого внимания. Вошла Юля.
– Что за немая сцена, эй?
– Сестра, – пробормотал Макс. – Предупреждать надо. Кто эта прелестная девушка?
– О, Боже! Эта прелестная девушка – моя знакомая еще с десятого класса. Ритой зовут. А этот ненормальный, Рита, – мой любимый брат Максим, предпочитающий, чтобы его звали Максом. Выпендрёжник…
– Юлька, не наезжай на меня в присутствии… Маргариты? – Он продолжал восхищенно оглядывать покрасневшую Риту. – В переводе с латинского ваше имя значит «жемчужина». Вы очень соответствуете ему! – вдруг он упал на колени перед ней, все так же держа на весу тающее и капающее мороженое: – Это конечная остановка, я схожу. Благослови нас, сестра!