Роксолана и Сулейман. Возлюбленные «Великолепного века» (сборник) - стр. 53

Поэтому даже когда у Хуррем осенью 1521 года родился Мехмед, она еще не была соперницей. Да, кадина, да, родила сына, но ведь четвертого по счету… И даже то, что султан слал лично Хуррем письма, а та отвечала, сначала, видимо, воспринималось как каприз Повелителя. Ничего, больше этой удачливой девчонке в спальне Повелителя не бывать, одна наложница – один сын, с нее достаточно.

Но осенью произошло то, что перевернуло всю отлаженную систему гарема. Во-первых, Стамбул посетила нежеланная, страшная гостья – оспа. Это бывало часто, почти каждый год, никто не находил нужным как-то защищаться, полагая, что Аллах сам разберется, кого оставить в живых, а кого нет. Гарем даже Стамбул не покидал, оставаясь во дворце.

Беда не обошла стороной султанскую семью, причем нанесла очень точный удар – скончались два старших сына султана, Махмуд и Мурад!

Это меняло все: во-первых, Гульфем оставалась без сына и из кадины превращалась в обычную служанку, конечно, не истопницу, но просто приживалку. Валиде взяла ее к себе, но жизнь бедолаги теперь текла безрадостно, ждать ей было нечего.

Сын Махидевран Мустафа вдруг стал первым наследником, что превращало саму Махидевран в будущую валиде и поднимало на недосягаемую для остальных женщин высоту. Пока жив Мустафа, Махидевран – старшая жена!

Очень кстати оказался рожденный Роксоланой малыш Мехмед (возможно, именно это спасло ему жизнь). Но тогда Махидевран еще не боялась Роксоланы, они были не равны, у Махидевран – старший и уже довольно взрослый сын, которого просто обожал султан, а соперница только родила своего писклявого отпрыска.

Сначала султан повел себя вполне предсказуемо: он объявил Vali Ahad, то есть наследниками, Мустафу и Мехмеда по старшинству. Это не могло испугать Махидевран, ценность сына которой возрастала неизмеримо. Если Махидевран чего-то и боялась той осенью, так это возможной беды с сыном.

Однако дальше произошло непредвиденное: султан Сулейман впервые нарушил давние неписаные законы ради своей Хуррем, он снова позвал ее к себе, презрев принцип «Одна наложница – один сын», ведь она могла родить еще одного.

Пожалуй, с этой минуты зависть гаремных красавиц перешла в ненависть. Освободилось место кадины, целых два пустовало, многие надеялись возвыситься до кадины, не все же Хуррем. Вместо того, чтобы «как положено» осчастливить еще двоих, сделав кадинами, султан снова звал в спальню только одну: Хуррем, у которой уже был сын. Была ли в этом вина или счастье Хуррем, никого не волновало, главное – она похитила у других возможность родить султану ребенка!

И все-таки, это Судьба, ее Судьба, которой, как известно, противиться бесполезно. Она снова забеременела и снова родила уже весной дочь, крошечную, явно недоношенную, но живучую принцессу Михримах, которая стала отцовской любимицей на всю жизнь. Казалось, теперь султан должен удалить Хуррем от себя – достаточно с нее двоих детей, а уж радоваться рождению принцессы не должен никак, принцессам не радовались.

Но снова произошло то, чего не ждали, снова султан нарушил все законы жанра: он выпустил по поводу рождения Михримах точно такой же фирман (указ), писаный золотом на дорогой бумаге, объявляя подданным, что счастлив рождением дочери и нарекает ее так-то и так-то.