Роковая Роксана - стр. 8
Все они изображали, что наслаждаются солнцем и беседой, но я знала истинную причину. Конечно же, они пришли сюда не для того, чтобы полюбоваться на спину господина Эверетта.
- Можете отдохнуть пять минут, - разрешил художник и подошёл к окну, где стояла тарелка с крохотными бутербродами с ветчиной и сардинами. - А, ваша свита уже на месте, - заметил он, отправляя в рот сразу два бутерброда и запивая их остывшим кофе из большой фарфоровой кружки. – Вы популярнее Медовой Мэри. За ней тоже толпами ходили в своё время.
Моя мамочка пришла бы в очередное состояние потрясения и шока, если бы услышала, что её дочку сравнивают с актрисой сомнительной репутации.
- Наверное, она радовалась этому больше, чем я, - сказала я, поднимаясь из кресла, в котором позировала, и прохаживаясь по мастерской, чтобы размяться.
- Простите, если мои слова показались вам обидными, - сказал господин Эверетт. – Но красота привлекает людей в любом обличии. В этом нет ничего постыдного. Красота – это особая любовь небес. Мы всегда тянемся к тем, кто обласкан небесами. Чтобы хоть немного погреться в их свете. А уж кого небеса одарят божественной красотой – деву благородных кровей или простолюдинку – об этом известно только Творцу.
- Вы художник, а говорите как поэт, - пошутила я, рассматривая холсты на подрамниках, которые стояли вдоль стен.
Картины были незакончены, но везде – даже в собрании Олимпийских богов – на заднем плане угадывались холмы и далёкие горы Солимара.
- Не хотите посмотреть на свой портрет? – спросил господин Эверетт.
- Он ведь ещё не готов, - ответила я.
Художник хмыкнул:
- Вы – первая натурщица, которая не суётся мне под руку каждые пять минут, чтобы посмотреть похоже ли получается.
- Позвольте высказать догадку, что под словом «похоже» ваши натурщицы подразумевали прямой нос, огромные глаза и маленький пунцовый ротик, - не удержалась я от шутки.
- Именно так, - кивнул он. – Вы самая приятная модель в моей жизни, Роксана. Терпеливы, молчаливы, пластичны…
- Пластична? – удивилась я. – Разве чтобы сидеть в кресле неподвижно, нужна пластичность? Вы что-то путаете.
- Не путаю, - он задумчиво посмотрел в окно. – Даже для того, чтобы сидеть неподвижно, нужна особая гармоничная гибкость суставов и мышц. У вас всё это есть. Жаль, что я не встретил вас раньше. Мог бы написать столько великолепных картин.
- Ваши картины и без меня великолепны, - возразила я.
Он поморщился и взялся за кисти.
- Хороши, но не великолепны. Художник – не волшебник. Он может приукрасить то, что видит, но не может придумать то, чего нет. Я недоволен своими прошлыми работами. Мне не удалось в полной мере осуществить свой замысел, потому что модели были деревянные, как вот этот мольберт. Но теперь… - он посмотрел на меня и взял палитру. – Всё, хватит разговоров. Продолжим.
Я заняла прежнее место, приняла прежнюю позу, и настенные часы начали мерно отстукивать следующий час.
Всё же в словах господина Эверетта был резон. Потому что когда я отправилась домой после позирования, спина у меня ныла, а колени дрожали. Но пять минут ходьбы вернули тело в прежнее состояние, и я бодро зашагала к дому, не обращая внимания на юношей, которые следовали за мной на расстоянии десяти шагов. Этот был обычный ритуал – местная молодёжь знала моё расписание дня наизусть. Молодые люди сопровождали меня на прогулках, в мастерскую и из неё, в библиотеку и обратно, а приходя домой я обнаруживала в почтовом ящике ворох писем, на большинстве которых значилось «Для леди Роксаны Розенталь».