Рогожская застава – Застава Ильича - стр. 11

Читать, а потом и писать печатными буквами, я выучилась сама еще до школы. Так, увидев вывески на магазинах или крупные

буквы в газете «Правда», которую в обязательном порядке выписывал мой отец и которую каждый день приносил нам почтальон, спрашивала у взрослых как называется буква.

Никто мной не занимался, тем более, что общая тенденция тогда состояла в том, что самим ребенка учить нельзя, в школе научат правильно читать и писать. Уж как можно научиться неправильно читать или писать, объяснению не подлежало. Помню, лет в пять, в метро, я стала называть буквы, которые видела в словах, написанных на дверях вагонов. Дошла до мягкого знака и задумалась. Мама спрашивает :

– А эту букву ты не знаешь?

– Знаю, просто немного забыла, – и подумав ответила,

– это мягкий знак,

– Правильно, а еще какой знак есть?, продолжила мама.

И с уверенностью, громко на весь вагон я заявила:

– А еще есть крррепкий знак!!!

Весь вагон лежал от смеха.

За мою бойкость, любознательность и любовь к чтению в школе мне иногда влетало. Так, в первом классе учительница

поставила мне большую единицу за чтение, потому, что я прочла урок не по слогам, а нормально, залпом.

Рыдая дома от несправедливости, я еще и обозвала ее дурой, за что потом просила прощения у всего класса. Дисциплина в школе была очень строгой. На переменах мы должны были парами выйти из класса и ходить по кругу во время отдыха. Уйти можно было только в туалет и то дежурные учителя постоянно туда заглядывали и выгоняли, если вдруг кто там задержался. Никаких кабинок или дверей в туалетах не было. Старые унитазы (толчки) стояли без перегородок в линейку.

Мальчишеский туалет на переменах проверял завхоз или учитель труда, других мужчин в школе тогда не водилось. Школа приучала нас к дисциплине, труду, уважению старших и многому другому, что в прочем отражалось в кодексе строителя коммунизма, который практически списан с библейских заветов, но которые начисто отвергались. Атеизм был основой, уставом советской жизни. Любая религия высмеивалась и даже наказывалась. Начиная с пионерских и комсомольских времен своего детства и юности, я яростно боролась со своей матерью и ее верой в Бога. До школы она каждое воскресенье водила меня в Храм Петра и Павла на Красноказарменной улице. Но ни я, ни отец не поощряли ее посещения церкви. Я помню, что соседи тоже не так открыто праздновали религиозные праздники, как раньше. С каждым годом это становилось все более невежественным и неприличным. На Пасху кулич и яйца прятали в сумки, чтобы их, не дай Бог, было видно, а потом украдкой шли в церковь их святить.

В канун Пасхи ставились самые интересные передачи на радио, а потом и телевидении. Комсомольцы-дружинники зорко следили за молодыми людьми, пришедшими на службу, всячески стараясь не допустить их туда, благосклонно относясь к тем, кто проявлял

неуважение к верующим и насмешничал. Верующих не принимали ни в комсомол, ни в партию, а если узнавали об этом, могли тут же исключить. В 70-е и 80-е годы прошлого столетия накануне Пасхальной службы в полночь, чтобы отвлечь молодежь от праздника по телевизору показывали иностранную эстраду, которую в то время давали очень дозированно и что вызывало большой интерес.

Вера пришла ко мне позже, где-то к сорока годам, после смерти матери. Тогда же я стала ходить в Храм, но долгое время, вплоть до девяностых годов, оглядываясь, выбирая места, где меня никто не мог увидеть. Что и говорить, когда я, уже взрослая тетка, 35-ти лет вместе со своей подругой украдкой крестила крестницу, ее дочь. Не понимаю до сих пор и не могу объяснить почему, мы в основном, хорошо образованные и неглупые люди были тогда твердо убеждены в правоте советского общества, которое не принимало инакомыслия, идущего в разрез с идеологией коммунистической партии. То ли время нас так зомбировало с его непростительно атеистической, советской запретительной идеологией, то ли еще что, но мы, действительно воспринимали весь наш строй самым справедливым и правильным. Были так называемые инакомыслящие или диссиденты, но я не разделала и до сего времени не разделяю их позицию.