Родная кровь - стр. 14
– Баобабы, говорят, до тысячи лет дотягивают. Но не хвастают этим.
Велена отвернулась и закусила губу. Люд тяжело засопел.
– Когда уезжаешь?
– Не раньше, чем соберусь.
– Не попадайся больше на глаза.
– Если увидите меня, зажмурьтесь.
– Не хами.
– Всего доброго.
Чел улыбнулся, отвесил полушутливый поклон и вышел из зала. Велена же повернулась к спутнику и чуть приподняла брови, показывая, что не прочь услышать подробности. Почему странный чел так себя вёл, а главное – почему Свят позволил ему хамить.
И первая же фраза дала ответ на оба вопроса.
– Служба утилизации, – неохотно пробормотал люд, сделав большой глоток вина.
Дальше мог не продолжать.
Эта организация отвечала за соблюдение жителями Тайного Города режима секретности и занималась сокрытием от человских глаз магических проявлений, как случайных, так и преступных. Служили в ней представители всех рас, и в том числе челы, подчиняться которым людам было особенно неприятно: ведь официально представители ныне господствующей на Земле расы считались их вассалами…
В общем, всё было запутано.
Однако через секунду выяснилось, что Свят недолюбливал Лисина по другой причине.
– Несколько лет назад он вскрыл одну неприятную для нас историю… Лютополк тогда переборщил, повёл себя необдуманно, и Лисин нас крепко прижал. Но всё в прошлом…
– То есть ты не думаешь, что он приехал сюда за тобой?
– Нет, конечно, я чист. – Люд допил вино. – Но мне действительно интересно, что он тут забыл?
– Кто-то из магов наследил?
– Кто-то из магов очень сильно наследил, – уточнил Святомир, сделав акцент на слове «очень». – Служба утилизации не часто посылает агентов за пределы Тайного Города.
Из открытого окна доносились голоса, точнее, один голос, зычный и глубокий, перекрывающий даже вой радиоприёмника: тётя Лида отчитывала похмельного внучатого племянника, за полночь явившегося ночевать к бабке, чтоб не прибили родители. Тётя Лида возмущалась, племянник невнятно отругивался, и спокойствие сохранял лишь полуперс Сёма, лениво развалившийся на подоконнике. Но в конце концов и он не выдержал воплей, спрыгнул в цветник и, безжалостно раздвигая астры, полез на соседский участок, посреди которого виднелись чёрные руины. Настя слышала, как он фыркает, пролезая между обгорелыми балками.
– Вот рожа обормотская! – объявила высунувшаяся в окно тётя Лида.
– Кто? – улыбнулась Настя, которая как раз прошла через калитку и была в трёх шагах от крыльца.
– Да Сёма, будь он неладен! Что ни день, лазит к вам, а потом все половики в саже.
– Извините.
– Да уж…
Соседка осеклась, а потом захлопотала и потащила Настю в дом – пить чай. Однако из окон гостиной открылась ещё более безрадостная картина: заросший золотыми шарами и мальвами забор, за которым чернел обвалившийся остов родного дома Насти. На самой вершине которого восседал Сёма. Заметив Настю, он тоскливо мяукнул и принялся топтаться, точа когти. Видно было, как сыплются вниз крошки угля.
– И не знаю, что он к вам всё лазит, – пробормотала сокрушённо соседка. – Кормила его, что ль, бабка Софья-то?
Настя кивнула, сдерживая слёзы.
Кормила. Бабушка кормила всех кошек на улице, а Сёма, ненасытный пушистый Сёма, приходил к ним каждое утро, пока у соседей ещё спали, а бабушка уже готовила на кухне кашу – на четверых: себе, внучке, правнуку и коту. Видимо, котяра сильно скучал по соседской каше, раз повадился лазить на пепелище.