Роддом. Сценарий. Серии 17-24 - стр. 7
…У нас тут один был царь и бог. И царица. Царица – в Питер укатила. А бог…
Панин резко перебивает его.
ПАНИН
Знаю. Я только не предполагал, что это отменяет жизнь и работу лечебного учреждения.
СВЯТОГОРСКИЙ
Это у вас с Танькой никакая жизнь не отменяет работу.
Уже идущий на выход Ельский оборачивается, смотрит на Панина с уважением, ироничным одобрительным огоньком в глазах: «Своих прибыло!» – выходит. Операционная бросает на Панина осуждающий взгляд.
ПАНИН
На брюшину.
Панин кладёт на операционный столик иглодержатель с окровавленной иглой. Операционная извлекает крючок Фарабефа одной рукой, другой – подаёт Панину следующий иглодержатель с заправленной в иглу нитью. Начинает шить, обращается к Святогорскому.
ПАНИН
Переводи на самостоятельное дыхание.
СВЯТОГОРСКИЙ
Ты сперва из брюха выйди, Семён Ильич.
ПАНИН
Сказал: переводи. Я не тебе релаксанты экономлю. Хочу проверить в насколько глубокой мы…
Бросает выразительный взгляд на Святогорского. Тот изображает: я всё понимаю, но может менее жестокий метод, чем проверять наличие двигательной реакции болевым раздражением брюшины?!
ПАНИН
Аркан!
Святогорский всё ещё упрямится.
СВЯТОГОРСКИЙ
Снять со стола – моя епархия.
ПАНИН
А стол – моя.
Панин – безупречно профессионально корректен, потому откровенный шантаж не выглядит таковым. Панин должен поставить диагноз. Со вздохом Святогорский переводит бомжиху в режим самостоятельного дыхания. (Собственно, перестаёт дышать за женщину аппарат ИВЛ, то есть – его надо выключить.) Панин сосредоточен на операционном поле.
ПАНИН
Шью брюшину. Двигательной реакции – ноль.
Святогорский расстроен отсутствием двигательного возбуждения – это плохой прогностический признак. Смотрит состояние зрачков бомжихи – расширены, реакции нет.
(БЕЛЯЕВ, МАРГО, БЕРЕМЕННЫЕ, РОДИЛЬНИЦЫ, ПЕРСОНАЛ.)
Идёт Беляев. Старается держаться в корректном печальном настроении. Но его переполняет радость от назначения начмедом. Пусть пока и временно. Навстречу – Марго.
БЕЛЯЕВ
Маргарита Андреевна, с завтрашнего дня я официально исполняющий обязанности начмеда по акушерству и гинекологии. Фактически – главврач родильного дома!
Марго не разделяет его радости, торопится сообщить новости:
МАРГО
Игорь, пока ты у главного торчал, с улицы ворвался мужик с вонючей бабой на руках – и понёсся в операционную. При полном одобрении и пособничестве Святогорского!
Беляев резко мрачнеет.
БЕЛЯЕВ
В смысле?!
МАРГО
Какой-то Панин.
Беляев тут же возвращается в предыдущее настроение.
БЕЛЯЕВ
Фуф! «Какой-то Панин» – мужик! Будь спок, подруга дней моих суровых. Давно ждём. Иначе тут нынче…
Беляев делает жест не то в сторону подвала, не то в сторону главного корпуса, не то и вовсе в небо. Марго смотрит на Беляева вопросительно, с тревогой. Беляев машет ручкой.
БЕЛЯЕВ
Куликовский психует. Непонятно что как… Пойду, поприветствую Семёна Ильича. И тебе советую дружить. С ним. И особенно с его…
МАРГО
Кем?
БЕЛЯЕВ
Сама узнаешь!
Уходит по коридору в сторону оперблока. Марго смотрит ему вслед в лёгком недоумении.
(ПАНИН, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, БОМЖИХА, БЕЛЯЕВ.)
Панин накладывает стерильную клеевую повязку на низ живота бомжихи. Святогорский пытается привести бомжиху в сознание, склонившись к ней, говоря громко, отчётливо, прямо в лицо.