Ритуал святого Валентина - стр. 22
– Вы к кому? – спросила та, подозрительно рассматривая его.
– К Шумейкам! – поспешил Монах.
– Их хулиган устроил пожар, вызывали пожарных. И орут все время, покоя от них нет!
– Передам непременно, – пообещал Монах. – До свидания!
За дверью семейства Шумейко действительно стоял крик. Воспитательный момент, не иначе, решил Монах. Он позвонил, и крик стих. Монах позвонил еще раз и уловил движение в глазке.
– Откройте, полиция! – сказал он страшным голосом.
Дверь распахнулась, Монах увидел разгоряченного и расхристанного более обычного Жорика.
– Ничего, что я без звонка?
– Проходи! Молодец, что пришел. Я думал, опять участковый. Анжелка напирает, что я не воспитываю, все на ней, а я, типа, дурака валяю! Нашла крайнего! А семью кто кормит?
Монах передал Жорику торбы и стащил дубленку…
…Они дружили еще со школы, с младых ногтей – энергичный, полный самых диких идей Жорик-Зажорик-Жердяй Шумейко, тощий, расхристанный уже тогда, с торопливой ныряющей походкой и вечно невыученными уроками, и благодушный солидный Олег Монахов, лучший математик школы. Нашли друг друга, что говорится. Трудно сказать, чьи идеи были более дикими, но влипал один Жорик, и тогда Монах шел на переговоры с учителями или с самим директором школы, объяснял, аргументировал, ручался и отбивал друга. Уже тогда в Монахе проклёвывался дипломатический гений и чувствовались задатки лидера. Он был популярен: девочки за ним бегали, учителя его любили, даже конфликтные подростковые ситуации он улаживал, когда стенка шла на стенку. И не били его никогда, не дразнили его жиртрестом… Да никому бы и в голову такое не пришло!
Они сохранили школьную дружбу и даже стали деловыми партнерами – сообща владели фабричкой «Зеленый лист», как уже было упомянуто ранее. Сыну Жорика, маленькому Олежке, Монах приходился крестным, в их же дом он возвращался после долгих странствий – грязный, обросший пестро-рыжей бородищей, в стоптанных кирзовых сапогах, с неподъемным рюкзаком, – зная, что здесь его примут, отмоют и приголубят. Сдерживая волнение, он нажимал на красную кнопку звонка, прислушивался к шагам внутри и растроганно гудел:
– Это я! Открывайте, черти!
Дверь распахивалась, и Жорик радостно бросался ему на шею, приговаривая:
– Живой! А я думал, тебя уже схарчили аборигены! Голодный?
И солнце всходило, и радуга цвела, все было, все было… как в той старой песне. Было, да прошло. С хромой ногой да с рюкзаком не больно побегаешь по горам. Чертов водила! Убить мало. Выдают права кому попало!
Ладно, какие наши годы! Еще побегаем… когда-нибудь, утешал себе Монах, тяжело вздыхая…
… – Олежка, скажи ему! – закричала Анжелика, бросаясь к Монаху. – Хулиган растет, никого не слушает, тюрьма плачет, а Жорику трын-трава, воспитательница ругается, соседи не здороваются… А теперь еще и пожарные! Чуть дом не спалил! – Она зарыдала.
Девчонки Марка и Куся, хихикая, сидели на диване. Виновника торжества нигде не было видно.
– Ну чего ты, Анжелка, – бубнил Жорик. – Мы с Олежкой чего только не творили, когда малыми были, пацан должен все попробовать…
– Ага, а как разбираться, так сразу Анжелика! А папаша в кусты!
– Сколько ему уже? – спросил Монах, хотя прекрасно помнил, – ему хотелось сменить тему.
– Пять! Здоровый лось!
– Олежка, иди сюда! Ты где? – позвал Монах. – Смотри, чего я принес!