Ритуал для посвященных - стр. 13

– Да здравствует наш Карабас удалой!

Уютно нам жить под его бородой.

«Карабас – это государство, – догадался Воронов. – Его борода – это сборник правил поведения в обществе. Пока ты находишься под бородой и тебя никто не видит, можешь творить что хочешь: рассказывать антисоветские анекдоты, пьянствовать, блудить с чужими женами. Как только ты вылез из-под бороды на свет, так обязан быть образцовым гражданином и патриотом. По щелчку кнута Карабаса ты должен запеть песенку о его добродетелях, иначе этот кнут пройдется по твоей спине».

Начало перестройки Воронов воспринял как появление ножниц, которые если не отрежут Карабасу бороду, так хотя бы укоротят ее, сделают сборник правил не таким всеобъемлющим, регламентирующим каждый шаг и каждый вздох.

Вечером Воронов спросил у Петра:

– Расскажи мне, как бывший сельский житель, в чей карман идет твоя зарплата тракториста?

– Может, она никуда не идет, – немного подумав, ответил Петр. – С чего ты решил, что ее вообще начисляют?

– Трактор расходует солярку, ее надо списывать. Если трактор не работает, то солярку списать нельзя, а если работает, то трактористу должны начислять зарплату.

Петр покурил, подумал, вспомнил работу в родном совхозе и сказал:

– Скорее всего, наши трактора числятся в ремонте, а солярку списывают на ту технику, которой управляют совхозные трактористы. По бумагам они будут ежедневно перевыполнять план, выйдут в передовики производства, по окончании уборочной кампании получат хорошую премию, грамоты, путевки в санаторий. Я бы на месте директора совхоза так поступил.

На другой день из Хабаровска привезли почту. Воронов получил письмо от матери и извещение на получение посылки. Посылку Виктор отправил сам себе в последний день отпуска. По опыту первой поездки в «Полетное» он знал, что в город можно вырваться только для получения посылки или денежного перевода.

Трушин, глянув на извещение, выезд в Хабаровск разрешил.

– До обеда отработаешь, в четыре часа вечера со школьным автобусом уедешь. Завтра утром получишь посылку, и с тем же автобусом назад. Никакие задержки за уважительную причину приниматься не будут.

В ожидании отъезда Виктор прикидывал, как можно с толком и пользой провести время в Хабаровске.

«Посылку получу рано утром. До автобуса в совхоз у меня будет часов шесть свободного времени. Рвану в общежитие института культуры, а там… Жалко, Рог не объяснил, будет он теперь поддерживать отношения с Алиной или женитьба все перечеркнула? У меня бы на его месте не было никакого желания с девушкой встречаться. Какая любовь, когда каждую минуту о беременной самозванке думаешь?»

В четверг, после обеда, Виктор привел себя в порядок и первым сел в полупустой автобус. Вольнонаемный водитель посчитал пассажиров, сверился с маршрутным листом и весело сказал:

– Пока едем, можете вздремнуть! По пути ничего интересного не будет – лес да поля.

– До закрытия успеем? – поддержал шутливый тон однокурсник Воронова.

– За молочком от бешеной коровки? Не-е, сегодня постный день. Не успеем.

На входе в общежитие Воронова поджидал Николай Наумкин, крупный, солидный тридцатилетний мужчина с едва наметившимся брюшком. Как ни странно, Наумкин был однокурсником Воронова, а не его преподавателем или наставником. При отъезде в совхоз Трушин оставил Наумкина дежурным по общежитию. Ни для кого не было секретом, что Наумкин закончил первый курс с грехом пополам, некоторые экзамены пересдавал по два раза. Учеба не давалась ему: сказывался возраст и отсутствие желания познать юриспруденцию. Но человек он был надежный, и при нем Трушин мог не беспокоиться о порядке в общаге.