Рейс в одну сторону 3 - стр. 5
– Нет уж, спасибо – не надо: я и так уже под жестким прессингом, – ответил Малыш. Его нисколько не испугал гнев начальства, и Бесфамильный это отлично видел, понимая, что Малыш в любой момент может исчезнуть, ибо был, по сути, свободным художником, как он сам его называл.
– Ох, ты, слова-то мы какие знаем: прессинг! Да ты еще не знаешь, что такое настоящий прессинг! Ну, ничего, пройдет какое-то время, и вы все на своей шкуре почувствуете, как идти против меня! – сказал Бесфамильный, и погрозил кому-то пальцем.
– Смешной вы, честное слово, – сказал Малыш. – А что вы имеете в виду под фразами: «вы все узнаете; пройдет время»?
– Сам потом поймешь, – ответил тот, и нажал кнопку вызова на железной двери.
Заскрипели давно не смазанные металлические петли. Малыш вошел следом за своим боссом в довольно просторное помещение, представлявшее собой длинную, как коридор, комнату. На входе стояло двое охранников с автоматами, которые преградили им путь. Бесфамильный кивнул на Малыша и те отошли в сторону, пропуская их вперед.
– Нам туда, – сказал Бесфамильный, и повернул налево – там, в полумраке, виднелась узкая железная лестница, тускло поблескивавшая перилами в виде толстых отполированных труб. Лестница вела на второй этаж, и Малыш поднялся по ней вслед за боссом, прислушиваясь к гулким шагам своих ботинок по железным ступеням.
Они дошли до площадки, и Илья Семенович открыл первую дверь, вделанную в стену. Оба оказались в тесном помещении лаборатории, где на столах стояли микроскопы, а на стенах висели какие-то графики. Три человека в белых халатах что-то записывали в журналы, сидя за рабочими столами. Они не смотрели, кто к ним вошел, что несколько удивило Малыша: на «Цитроне», например, всегда кто-нибудь либо здоровался, либо кивал, а тут – полное сосредоточение на работе, словно от этого зависело их дыхание: оторвись они от разграфленных бумажек, и тут же невидимая рука сожмет их горло, перекрыв навечно кислород…
– Я так и не понял, что вы будете делать с этим бедным слесарем? – спросил Малыш, как только за ними закрылась дверь.
Бесфамильный посмотрел на него, как на какого-нибудь тупицу, не знавшего простых вещей.
– Ну как что, Демидов: как и всегда – в расход: нам свидетели не нужны.
– Но можно же просто извлечь из него информацию под глубоким наркозом и отпустить с миром.
Бесфамильный покачал головой:
– Да, Демидов, испортила тебя мирная жизнь. А, может, ты влюбился в какую-нибудь местную красотку, вот и чудишь потихоньку?
– Не говорите ерунды, Илья Семенович: нет там никакой красотки – вы же меня знаете: я не меняю работу на личную жизнь, если можно так выразиться.
– А почему?
– Будто вы не знаете.
– Ладно, не плачь, Демидов, придет еще твое время – и семья у тебя будет и дом хороший…
– Было уже, – ответил Малыш, – больше не хочу.
– Странный ты какой-то, все-таки, – сказал Бесфамильный, внимательно глядя на Малыша, – но ничего, скоро все изменится, и тогда будешь сам выбирать, как тебе жить.
Малыш кивнул, будто давно об этом знал.
– Илья Семеныч, я могу быть свободен? – спросил он, не желая оставаться в этом, пугающем его, месте: не любил он всяких лабораторий, где того и гляди можно подцепить какую-нибудь заразу, или стать объектом для исследований.
– А куда ты так торопишься, дорогой товарищ? Мы, ведь, с тобой даже еще и не ужинали, – ответил Бесфамильный.