Рей и Рита. Прости меня, моя любовь - стр. 11
Ни Макар, ни другие парни, с которыми я общалась, не смогли пробудить во мне даже тысячную долю тех эмоций, которые рвались наружу при одном только взгляде на Дениса. Признаваться в этом, разумеется, не хотелось, но обманываться себя глупо. Рейман все еще имеет надо мной власть, как бы грустно это ни звучало.
- Да, время скоротечно, - вздыхаю я, пытаясь выпутаться из собственных мыслей.
- А еще говорят, что оно лечит. Как думаешь, это правда?
Его лазурно-голубые глаза впиваются в мое лицо, и до меня доходит, что в этом вопросе заключен гораздо более глубокий смысл, чем может показаться.
- Нет, неправда, - отвечаю я. - Время просто притупляет боль, и потихоньку ты начинаешь к ней привыкать.
От моей фразы его взгляд делается таким нестерпимо острым, что, не выдержав, я отворачиваюсь. Нет, все-таки танцевать с ним - невыносимая мука, будто на углях топчешься, будто по разбитому стеклу ходишь.
- Я плавал где-то на дне. На дне холодной, черной пучины, - вдруг произносит он шепотом, наклоняясь к моему уху. - Там не было света, не было любви, не было ничего хорошего. Я смотрел в пустоту, безуспешно боролся с течением времени и таял... Таял, растрачивая себя понапрасну. Я замерзал во льдах ложных убеждений, терял себя на дне бутылки и тщетно молил у бога помощи. А потом появилась ты и отогрела меня своим теплом. Теплом своей кожи, теплом своего сердца, теплом своего тела... Теплом любимой женщины. И я ожил. Я воскрес. Я возродился... Лишь благодаря тебя, Рит, я дышу. Благодаря тебе улыбаюсь и благодаря тебе верю, что любовь и счастье существуют. Что они не вымысел. Не чья-то злая шутка.
Эта короткая исповедь раскаленным железом отпечатывает на моем сердце каждое сказанное Денисом слово. Мне и больно, и радостно, и томительно - все сразу. И эти эмоции, губительные, но в то же время прекрасные, берут и обрушиваются на меня, словно цунами. Удивительно, что с ног не сбивают.
Песня заканчивается, и я, так ничего и не ответив, мягко отстраняюсь от Дениса, чувствуя, как внутри все полыхает и дымится. Иду обратно к своему месту, пытаясь унять чересчур сильную внутреннюю дрожь.
Надо ехать домой, надо покинуть этот вечер, пускай он и в самом разгаре. Это какое-то наваждение, морок какой-то. Если сейчас не уйду, точно произойдет что-то непоправимое.
- Это че такое было? - хмуро интересуется Белкина, очевидно, имея в виду наш с Денисом танец.
- Не спрашивай, - качаю головой я, доставая из сумочки телефон.
- Ритон, прости, конечно, но если ты до сих пор что-то чувствуешь к этому смазливому гаду, то ты просто дура.
- Знаю, что дура! - вспыхиваю я, потому что слова подруги очень уж перекликаются с моими собственными переживаниями. - Знаю! Я бы все отдала, лишь бы не чувствовать! Душу бы продала, чтобы не трепыхаться перед ним как стебелек на мартовском ветру! Невыносимо! Невыносимо это...
Мой голос дрожит, а на глазах выступают слезы.
- Ладно, Ритуль, извини, что я так резко, - смягчившись, Ксюша обнимает меня за плечи. - Но ты не забывай, что почти три года продержалась. Еще немного, и он исчезнет их твоей жизни насовсем.
- Хорошо, - торопливо киваю, промакивая салфеткой глаза. - Я поеду домой, Ксюш. Что-то настроение пропало веселиться.
- Езжай, - одобряет Белкина. - Отдохни, комедию какую-нибудь посмотри, а завтра созвонимся. И помни, ты сильнее, чем кажешься.