Ревущая Тьма - стр. 94
– Множественные сигналы с диска! – крикнул младший офицер.
– Перехват? – настороженно спросила Отавия.
Я покосился на нее, на этого бронзового голиафа с волнистыми выбеленными волосами, склонившегося над панелью управления кораблем.
– Нет, – сказал я.
– Нет, – произнес в унисон со мной офицер и добавил: – Они не обращают на нас внимания. Движутся по своим траекториям.
– Это шахтеры, – догадался я, вспомнив голограммы шахтерских кораблей в поясе Делоса, которые показывал мне отец. – Выкачивают из диска тяжелые элементы. Должно быть, это проще, чем бурить планеты.
На моих глазах посреди диска и в тени освещаемых холодным солнцем планетоидов возникли новые вспышки.
Отавия вызвала с консоли несколько изображений, переданных внешними корабельными камерами:
– Похоже на то. А что станция? Дала ответ?
– Нет, мэм, – отчеканил связист. – Просигналить повторно?
– Да, – распорядилась Отавия. – Держимся прежнего курса.
Отходя от иллюминатора, я едва не споткнулся об одеяло.
– Пойду навещу остальных. По словам Окойо, все должны были проснуться.
Сиран и Паллино все еще ежились от холода в медике, укутанные согревающими одеялами. Оба пили обязательный после пробуждения апельсиновый сок. С ними были Айлекс и Бандит.
– Где Хлыст? – спросил я, приглаживая воротник.
С распадом Красного отряда я снова стал носить простые черные рубашки с брюками. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, приоткрывая оторочку с орнаментом «бута».
Паллино вперил в меня единственный голубой глаз. Он еще не надел повязку на другой, и покрытая шрамами глазница зияла передо мной.
– Размораживается.
– А сьельсин?
– Где-то, – пожал плечами старый мирмидонец.
– Его уже две недели как разбудили, – объяснила Айлекс, помогая Сиран встать. – Оно с доктором Ондеррой. Общаются.
– Что-что? – переспросил я, не до конца понимая. Должно быть, еще не отошел от фуги.
Дриада тряхнула головой:
– Отавия обустроила для него камеру как полноценную каюту. Они там.
Придерживая одеяло, она отвела Сиран к душевой. Гомункулы всегда восстанавливались после фуги быстрее нас, млекопитающих. Наверняка в биохимическом составе крови содержалось что-то, что им помогало.
Опустив руки, я кивнул и двинулся к выходу.
– Адр, – заставил меня развернуться голос Паллино. – Ты в порядке?
Я потупил взгляд, не зная, что сложнее – смотреть Паллино в пустую глазницу или в проницательный глаз. Я до сих пор прекрасно помнил, как кричала на меня Джинан, когда я поднимался по трапу, видел слезы в ее глазах, чувствовал ее гнев. Мы провели в заморозке семь лет, но, по сути, все это случилось лишь вчера.
«Мимолетное время, прости нас…» – подумал я. Это был не афоризм схоласта, а молитва, которую я помнил с детства[9].
Сделав резкий глубокий вдох, я расправил плечи, перестал сутулиться.
– Да, Паллино. Я… Со мной все будет хорошо.
И голубой глаз, и пустая глазница одинаково подозрительно прищурились, но Паллино улыбнулся, показав пожелтевшие зубы:
– Ну ладно. Ступай. Я скажу парнишке, где тебя искать.
Я отдал честь старому центуриону, прижав кулак к груди, и поспешно покинул медику. Прошел под боевыми знаменами, вяло болтавшимися под массивной переборкой. Никто меня не беспокоил, включая двух норманцев-часовых, оставленных Отавией у двери в карцер.
– Комендант, – пробубнили они с поклоном.