Ретроградная Венера - стр. 17
Натягиваю черные леггинсы и светло-серую худи (и то и другое идеально подходит по размеру). Сую ноги в дорогие на вид бежевые сандалии, которые обнаруживаю на полке для обуви. И снова точно мой размер. В это мгновение в соседней комнате что-то падает с глухим стуком! Чувствуя, как кровь бурлит от новой порции адреналина, я на цыпочках выхожу из гардеробной. К счастью, в спальне у камина я замечаю металлическую кочергу и прихватываю ее с собой.
Крадусь из спальни по скрипящему паркету, заглядываю в большую гостиную, в оборудованную по последнему слову техники кухню с дорогущей плитой и модной эмалированной посудой красного цвета. Что ж, видимо, и у маньяков бывает отменный вкус.
Убедившись, что здесь никого нет, бросаю кочергу, и тут на меня, словно вертящийся дервиш, обрушивается черный пушистый вихрь. Я теряю равновесие и мгновение спустя лежу, прижатая спиной к полу четырьмя лапами, а чей-то шершавый язык энергично вылизывает мое лицо.
– Лежать! – бормочу я, пытаясь подняться. – То есть фу! Перестань! Нет! Стоять!
Гигантский пес послушно уходит в гостиную и с обиженным вздохом ложится на свое место. Я тоже выдыхаю, совершенно сбитая с толку. На вид он весит килограмм, семьдесят, не меньше, похож на сенбернара, черный, с белой грудью и коричневыми лапами. Симпатяга, если вам нравятся слюнявые собаки.
Где я, черт возьми?!
Вижу за окном балкон. Очевидно, я в городе, только в каком? Единственным логичным объяснением был бы Сиэтл, но… это точно не Сиэтл. Я изучаю вид за окном: насколько хватает взгляда тянутся ряды старинных каменных домов с двускатными крышами. Внизу по тротуару идет пожилой мужчина. В одной руке у него трость, а в другой багет. Я смотрю вдаль, и у меня волосы встают дыбом. Это, конечно, невозможно, и все-таки там виднеется безошибочно узнаваемый силуэт Эйфелевой башни. Торчит себе среди низких облаков, будто нарисованный на фоне горизонта.
У меня перехватывает дыхание, и я судорожно вцепляюсь в край подоконника. Париж?! Нет. Этого никак не может быть. Меня точно накачали наркотиками, и я до сих пор под кайфом. Вода. Нужно выпить воды. Нахожу на кухне стакан, наполняю водой и вливаю в себя все до последней капли.
Поворачиваю ручку входной двери и понимаю, что я не заперта! (Лезть через окно – так себе план Б.) Перед тем, как уйти, замечаю на столешнице в кухне воткнутый в розетку сотовый. Кладу его в карман толстовки. Потом открываю ящик, в котором среди разного барахла оказываются чеки и, что удачно, мелкие купюры. Деньги тоже запихиваю в карман. Напоследок прохожу еще раз по квартире в поисках чего-нибудь полезного, и мой взгляд случайно падает на фотографию в рамочке на кофейном столике. Беру снимок в руки, чтобы лучше разглядеть, и глаза у меня лезут на лоб. На фотографии я в пышном свадебном платье, с уложенными в свободный пучок волосами обнимаю… француза-похитителя!
Нет. Мне все мерещится. Это не на самом деле! Я просто сплю или у меня галлюцинации из-за наркотиков. Я заснула в гостевом домике на Бейнбридж-Айленде. Как я могла проснуться здесь? С ним? Да еще и замужем?
Желудок резко сжимается от спазма, и мне становится нехорошо. Я кидаюсь к стоящему под окном растению, и меня выворачивает прямо в кашпо. Стою на коленях, утирая лицо и переводя дух, и пялюсь на старинное кольцо с бриллиантом на левом безымянном пальце. Желтый овальный бриллиант настолько поражает, что я невольно выпускаю фотографию из рук. Она падает на пол, и по стеклу расползается паутина неровных трещин, за которой почти невозможно разглядеть нижнюю часть улыбающихся лиц на снимке. Остаются видны только их глаза. Две пары пронзительных глаз.