Ретроградная Венера - стр. 14
– Помни, сердце – такая же мышца, и ее нужно тренировать. А для этого требуется практика.
– Не знаю, – сомневаюсь я. – Может, мне на роду написано быть одной. Так гораздо проще.
– И гораздо тоскливее, – добавляет тетя.
Счастлива ли Рози, живя на краю острова в пустом доме наедине со своими кристаллами и воспоминаниями?
– Ладно, мне пора на боковую, – зевая, говорит она. – Я тебе постелила чистое белье, а в ванной повесила свежие полотенца.
– Спасибо за… все. – Я крепко обнимаю Рози.
– Спокойной ночи, детка, – дрогнувшим голосом говорит она, обнимая ладонями мое лицо и глядя на меня влажными от слез глазами. – Увидимся утром.
Я долго сижу в тишине, впитывая уютную атмосферу дома, и смотрю, как тлеющие в камине угли щелкают и вспыхивают то красным, то оранжевым. Затем мой взгляд скользит к двери маминой спальни в дальнем конце гостиной, и на меня одно за другим сыпятся воспоминания.
Мне уже не тридцать пять, а будто снова десять, и волосы заплетены в африканские косички. Глотая слезы, прохожу через гостиную и берусь за ручку двери. Пальцы обдает холодом. Внутри голая кровать с аккуратно наброшенным на матрас покрывалом. Единственное, что осталось от мамы, – тюбики с засохшими красками в картонной коробке на полу да пара мольбертов у дальней стены. На одном пейзаж, а на другом незаконченный натюрморт – глиняный кувшин и две румяные груши. Я подхожу ближе не в силах оторвать глаз от холста: композиция вроде бы простая, но в ней чувствуется глубина. В голове звучит мамин голос: «Порой самые прекрасные в жизни вещи у нас перед глазами. Просто надо научиться их видеть».
Со вздохом открываю верхний ящик комода и вынимаю побитый молью шерстяной свитер. Подношу к лицу и вдыхаю, хотя мамин запах уже давно выветрился. Придавленная тяжестью момента – да и последних двадцати четырех часов, – поворачиваюсь к прикроватному столику. Там лампа и фотография в рамочке. Беру фотографию и сдуваю с рамочки пыль. На снимке мне годика три-четыре. Я сижу на коленях у мамы и гляжу на нее широко распахнутыми глазами. В руках у меня плюшевый зайчик – моя любимая игрушка, которую я, к большому несчастью, забыла в одной из квартир. Когда я сообразила, что зайчика нет, возвращаться было слишком поздно. Снежок. Его звали Снежок.
Впервые в жизни понимаю, как мастерски я спрятала свое прошлое, запихнула самые болезненные эпизоды в дальние углы сознания, закрыла на замок и выбросила ключ. А теперь дверь в этот подвал открыта – настежь, – и снова хлынули воспоминания, одно другого ярче.
Я вижу, но не желаю осознавать, что не выношу неизведанное, воспринимаю все новое в штыки. Меня коробит, когда что-то идет не по плану. Может, потому, что у мамы никогда не было плана.
Закрываю за собой дверь, будто пытаясь снова запереть там прошлое, и с тяжелым вздохом бреду на кухню. Достаю из холодильника бутылку пино гриджио и в поисках штопора роюсь в ящике под столешницей. Неожиданно замечаю там старый латунный ключ с биркой, на которой написано: «Гостевой домик».
Маленький коттедж в дальнем конце участка давно заперт на замок. Особенно после того, как я тайно пробралась туда с Майком, своим парнем из школы, и там состоялся мой первый официальный поцелуй (без брекетов). Естественно, нас застукала Рози, и с тех пор приближаться к гостевому домику мне было запрещено. А потом я стала старше и почти забыла о существовании коттеджа.