Ретроградная Венера - стр. 10
– Лена!
Голос Рози все такой же: в нем столько тепла и мудрости, только немного усталый. И тут меня осеняет, что уже одиннадцатый час вечера и я наверняка разбудила тетю.
– Прости, что так поздно, – начинаю я. – Но знаешь, сегодня был… тот еще денек.
– Рассказывай, детка. Что случилось?
– Дело в Кевине. – Я смахиваю слезу. – Мы расстались.
– Боже мой, – вырывается у Рози. – Что произошло?
Меня словно ударили под дых, я не в силах пошевелиться. В отличие от кризисных ситуаций на работе, тут таблица не поможет.
– Я думала, он сделает мне предложение, – наконец выдавливаю я. – А вышло все совсем не так.
– Ох, Лена, мне жаль. – Голос Рози словно целебный бальзам. – Это больно, знаю. Но ты справишься. Мы обо всем поговорим, когда ты приедешь домой.
Я медленно выдыхаю. Дом. Я прямо чувствую привкус соленого воздуха.
– Я вылетаю завтра днем. И конечно, без Кевина.
– Да и черт с ним! – отвечает Рози. Я тут же представляю ее лицо: сильное, волевое, с озорными искорками в глазах. – Без него будет веселее!
Самолет приземляется в пасмурном Сиэтле под конец рабочего дня. Я хватаю ручную кладь и мчусь забирать багаж. Если повезет, доберусь до центра на такси как раз, чтобы успеть к семичасовому парому до Бейнбридж-Айленда. Сколько же прошло с тех пор, как я приезжала сюда в последний раз? Года два? Слишком долго. Работа всегда была для меня на первом месте, а потом появился Кевин. При мысли о Рождестве, которое я провела с родителями Кевина, вместо того чтобы наконец съездить домой, мне становится очень стыдно.
Мне было лишь двенадцать, когда умерла мама. Я осталась без матери, да еще в столь непростом возрасте, однако тетя Рози меня буквально спасла, вырвала из омута отчаяния. И справилась на отлично. Порой казалось, ей предназначено судьбой стать моей матерью, а мне – ее дочерью.
Когда мама ушла, Рози жила с нами почти два года. До того у меня никогда не было нормального дома. Мы переезжали из одной грязной клетушки в другую столько раз, сколько мама меняла ухажеров. Я потеряла счет начальным школам, в которые ходила, – вечно новенькая. К счастью, по характеру я совсем другая. Мама страдала от диких перепадов настроения, могла целыми днями не вылезать из кровати, не в силах совладать с собой.
Благодаря заботе Рози я расцвела, а маме меж тем становилось все хуже. Мама пыталась рисовать, но надолго ее не хватало. На полу маминой спальни лежали неоконченные картины. Мужчины появлялись и уходили, и, когда они уходили, мама пропадала, иногда на несколько дней. А потом возвращалась со стеклянными глазами и равнодушная ко всему.
Когда после одного из самых тяжелых расставаний она отсутствовала уже два дня, к нам в дверь постучал шериф и сообщил чудовищную новость, которую никогда в жизни не должна слышать ни одна маленькая девочка. На съезде с шоссе пьяный водитель вылетел на встречную полосу и врезался в маму.
Помню, я будто отделилась от тела. Моя юная душа реяла где-то в воздухе, а я наблюдала разворачивающуюся сцену со стороны, словно в кино. Рози рыдала, шериф неловко бормотал слова соболезнования, а я скорчилась в позе эмбриона на ковре в гостиной. Все казалось нереальным. Неужели это правда? Неужели мамы… больше нет?
Мама была сложным человеком, и мне понадобились годы терапии, чтобы понять: да, я очень тосковала, но с уходом матери исчезло дикое напряжение. Более того, когда ее не стало, на океане вдруг сделался полный штиль. Наверное, мамина душа тоже обрела покой.