Ресторанчик «Камогава» - стр. 7

– Прямо как в прежние времена, – усмехнулся, глядя на него, Нагарэ.

– От старых привычек сложно избавиться, знаешь ли. – Кубояма убрал записную книжку во внутренний карман и шагнул на улицу. Тут вдруг откуда-то выбежал полосатый кот.

– Ты чего это, Хирунэ? Его бояться не надо.

– Ты что, завел кота? Вроде бы раньше его здесь не было.

– Уже лет пять как с нами живет. Днем только и делает, что спит, вот мы и назвали его Хирунэ[21], – объяснила Коиси. – А вообще, ему несладко у нас приходится. Папа вечно его мучает.

– Мучаю – скажешь тоже! Я всего-то говорю, что, мол, в заведении, куда люди приходят поесть, котов держать не следует.

Нагарэ тихонько посвистел, но Хирунэ, развалившийся на противоположной стороне дороги, делал вид, будто ничего вокруг не замечает.

– Ну что ж, полагаюсь на тебя! – с этими словами Кубояма зашагал по тротуару на запад.

– Выходит, опять тяжелый случай? – Нагарэ, проводив взглядом удаляющуюся фигуру Кубоямы, повернулся к Коиси, стоявшей рядом.

– Не то чтобы тяжелый. Дядюшка Кубояма точно знает, что за блюдо он ищет, но при этом считает, что воспроизвести его невозможно. – Коиси открыла раздвижную дверь.

– И что это за блюдо? – Вернувшись в помещение, Нагарэ устроился на стуле.

– Удон в горшочках. – Коиси устроилась напротив него.

– Из какого ресторана?

– Его готовила покойная супруга дядюшки.

Коиси открыла свой блокнот.

– Ох, ну тогда, без сомнения, задача перед нами непростая! Тиэко не просто умела хорошо готовить. В ее блюда всегда входил один необыкновенный ингредиент – воспоминания о былом, что меняло все дело. – Нагарэ перелистал страницы блокнота.

– Я вот думаю, а не приготовить ли нам самый обычный удон в горшочках? Раз уж дядюшка все равно уверен, что того самого вкуса достичь не удастся.

– Тиэко была коренная жительница Киото, так что я примерно представляю, какими приправами она пользовалась. Жила недалеко от Тэрамати… – Нагарэ в задумчивости скрестил руки на груди.

– Ты хорошо ее знал?

– Не то чтобы знал, но вот стряпню ее пробовать приходилось.

– Тогда все упрощается.

– Вот только что-то я не помню, чтобы она когда-то угощала нас этим самым удоном. – Нагарэ внимательно просматривал записи Коиси.

– Небось завидуешь, что дядюшка нашел себе такую молоденькую?

– Что за глупости! Я ведь всегда тебе говорил, что Кикуко – моя единственная любовь. – Нагарэ поднял взгляд на дочь. – И к тому же, кажется, эта его Нами – типичная добродушная простушка из Гуммы[22].

– Да, дядюшка сказал, что она из Такасаки, так что все возможно.

– Такасаки, значит. – Нагарэ в раздумье склонил голову.

– Что ж, в любом случае настала пора заняться удоном в горшочках. Может, попробуем приготовить сегодня вечером?

– И не только сегодня. Думаю, это займет какое-то время, – ответил Нагарэ, не отрываясь от блокнота.

В Киото часто говорят, что самое холодное время наступает после праздника Сэцубун[23]. Кубояма на себе ощутил правдивость этого наблюдения, шагая в сумерках на восток по улице Сёмэн-доори.

Где-то вдалеке трубил продавец тофу, зазывавший покупателей. Мимо торопливо шагали домой школьники со старомодными рюкзаками за спиной. Перед глазами словно проплывали образы давно ушедшей эпохи. Сумерки сгущались, а тени стали совсем длинными, когда Кубояма оказался наконец перед закусочной «Камогава».