Реплика - стр. 28
– Врачей уже нет. И Хэвена нет. С ним покончено, – произнес Семьдесят Второй. Лира ощутила прилив паники. Ей почудилось, что ее легкие постепенно заполняются водой – как во сне, когда она оказывалась в океане и не могла всплыть на поверхность.
Мира без Хэвена быть не могло.
Хэвен – это и есть мир.
Но теперь Хэвен горел: огонь перекинулся на крыло С, и волны жара доходили даже до того места, где находилась Лира, Кассиопея и Семьдесят Второй.
Люди продолжали кричать. Некоторые доктора ползали на четвереньках. Реплики стояли в строю на коленях, заложив руки за головы, удерживаемые охранниками с автоматами.
Лира ничего не понимала.
Она помогла Кассиопее встать. Девушка вспотела – и от нее ужасно пахло. Она навалилась на Лиру и двинулась через двор, прыгая на одной ноге и подволакивая другую. На середине пути Лира вдруг осознала, как же это странно – находиться физически так близко к кому-то. Они с Кассиопеей никогда не прикасались друг к другу, разве что случайно, когда умывались и делили вместе одну раковину на двоих. Даже когда они играли с новейшей культурой, трогали новорожденных моделей и щекотали их, они это делали лишь потому, что им так велели. Медсестра Эм как-то раз обняла Лиру за плечи, но Лира не могла вспомнить, почему. Правда, она не забыла, что потом долго трогала себя за плечо, пытаясь что-то почувствовать.
Да и доктор О’Доннел притрагивалась только ко лбу Лиры, когда та, к примеру, болела. Это походило на ощущение от манжеты тонометра, только сильнее. Лире захотелось плакать.
Сторожевая вышка пустовала. Запах гниющей рыбы и бурых водорослей доводил до безумия. Наверное, дым подчеркнул и усилил его. Лира, наконец, сообразила, куда они направляются: прямо под вышкой забор оказался поврежден. Он был немного приподнят над землей – то ли ураганным ветром, то ли дикими свиньями, которые до сих пор ночами бродили по острову.
Увидев, что Семьдесят Второй собирается подлезть под забор, Лира замерла. Ее пошатывало от жары, шума и пронзительных, почти звериных криков. Дыхание Кассиопеи напоминало звуки, издаваемые велосипедным насосом. Лира чувствовала, как сердце Кассиопеи стучит ей в спину и ребра, гоня кровь по хрупким венам.
Но где-то была дыра, пробой.
Рубашка сделалась тяжелой и теплой от крови.
Помогите, – подумала Лира, ни к кому конкретно не обращаясь. Она знала, что люди верят в Бога, который выручает их, но Бог ненавидел реплик, и Ему было все равно, выживут они или умрут – ведь не Он их создал. Их сделал доктор Саперштейн. Он – их Бог. Помогите. Теперь Лира хотела лишь одного: вернуться в крыло D, лечь на кровать в прохладной спальне и притвориться, будто ничего не случилось.
– Если ты останешься здесь, ты умрешь, – подытожил Семьдесят Второй.
Наверное, он прочитал ее мысли.
Однако он отпустил ее и, кажется, вообще не интересовался тем, последует она за ним или нет. Он пошел первым – проскользнул под забором ногами вперед.
Лира почувствовала знакомый запах чего-то сладковатого и горячего. Так всегда пахло в Похоронном Бюро. Это был запах крови. Поддерживая Кассиопею, она мельком оглянулась на институт. Спальни исчезли – так же, как и четкая остроконечная крыша крыла А. Сейчас на ее месте бушевали клубы дыма и яростные языки пламени.
Потребовалась целая вечность, чтобы Кассиопея выбралась наружу. Она вылезала с закрытыми глазами. Кожа у Кассиопеи пылала, девушка дрожала так, что Лира с трудом удерживала ее. Лире пришлось позвать ее по имени и еще по номеру, прежде чем Кассиопея откликнулась. Она то погружалась в забытье, то выныривала из него. В конце концов Семьдесят Второй наклонился и вытащил ее из-под ограды за руки. Травмированная нога Кассиопеи неловко подвернулась, девушка вскрикнула от боли, но, по крайней мере, очнулась.