Репетиция в пятницу - стр. 9
Петр Никифорович разинул рот и потом, пробормотав: «С ума спятила, старая дура, ведь булочные еще закрыты, нет, прямо беда с этими пенсионерами…» – протопал в уборную.
Марья Петровна специально долго возилась с входным замком, пока не услышала негодующий громкий шепот из уборной: «Воды нет! Слесаря-пьяницы! Давно пора жалобу писать!» Скорчив довольную гримасу, Марья Петровна осторожно захлопнула дверь.
Булочная находилась через несколько домов, и Марья Петровна сначала шлепала по лужам довольно бодро, повторяя про себя: «Хлеба кила четыре, муки, а потом в продмаге соль не забыть, а потом в хозяйственном – мыла…» Но, не доходя до улицы, на которой была булочная, Марья Петровна остановилась. «И что я, старая, может, и вправду сдурела? – подумала она. – Нешто с хлебом перебои? Да хлеба у нас – завались! И куды меня несет?» Но ее действительно несло, как будто что-то толкало в бок, в спину, и она, поглядывая на темные окна и радуясь, что кругом все спят и никто не высовывается и не смеется над ней, тихонько прошла за угол.
У булочной стояла очередь. Старики и старушки, все с авоськами, переминались с ноги на ногу. Очередь встретила Марью Петровну молча и настороженно. Марья Петровна, облегченно вздохнув, пристроилась с краю.
Капитану Сурикову давно следовало сдать дела и отбыть по новому назначению в Москву. Но начальник областного управления лично попросил Сурикова задержаться еще на неделю. Это было вызвано тем, что область наградили орденом Дружбы народов, и как раз сегодня, в пятницу, на торжественном заседании, орден будет вручаться. Прибыли делегации из соседних областей, зампред из Москвы и даже несколько иностранных корреспондентов – словом, неделя для областного управления КГБ выдалась жаркой, и каждый человек был на учете.
Капитан Суриков пришел в управление в 9:00 и с первых же минут почуял что-то неладное. Вместо праздничной энергичной суеты и бестолковщины в управлении царила атмосфера какого-то глухого ожидания. Молчали телефоны, никто ни на кого не кричал, не вызывал с докладом, не носился с бумагами по коридорам. Наоборот, сотрудники сидели тихо на своих местах, стараясь не смотреть друг на друга, или, собравшись маленькими группами, о чем-то осторожно перешептывались.
Как и в каждом здоровом советском учреждении, в управлении имели место свои интриги. Сотрудников управления (конечно, весьма грубо и приблизительно) можно было разделить на две группы – на «старых» и «новых». «Старые» – кадровые чекисты, связавшие свою судьбу с ГБ еще с юных лет. «Новые» – люди, призванные в органы на укрепление из различных советских учреждений, главным образом из комсомола. Начальник управления, бывший секретарь обкома комсомола, был, естественно, человеком «новым». Оба его зама – полковник Белоручкин и полковник Белоконев – служаки старой закалки. Старые кадры считали «новых» выскочками и малопригодными к профессиональной работе. Новое пополнение, в свою очередь, скептически относилось к старым кадрам, обвиняя «стариков» в компрометации славного имени ЧК и в неспособности проявлять гибкость. Обе группы скрыто и подспудно конфликтовали друг с другом, но человеку, не разбиравшемуся в этих тонкостях, могло показаться, что в управлении – тишь, да гладь, да Божья благодать. Однако капитан Суриков, несмотря на свою сравнительную молодость, не был новичком в органах, и ему сразу бросилось в глаза, что «старики» о чем-то пронюхали и держат это в тайне.