Реквием для меццо - стр. 11

– Скотленд-Ярд! – простонал кто-то сзади.

Алек едва успел остановить пузатого человека с щеточкой усов от того, чтобы тот не наступил на осколки. Лоб его тоже покрывала испарина, как у молодого доктора, но лицо было не бледным, а багровым.

– Ей-богу, вы, ребята, времени не теряете! Майор Питер Браун, управляющий Альберт-холлом.

– Распорядитесь, чтобы капельдинеры тотчас закрыли все выходы, майор. Мне нужен телефон.

– У меня в кабинете. – Браун направился к выходу.

– Минуту. Эй! – обратился Алек к ближайшему к нему виолончелисту. – Мне нужны пюпитры.

Озадаченный музыкант передал ему два пюпитра. Алек накрыл ими крест-накрест ту часть пола, где разлилось содержимое бокала и валялись осколки. Пока что сойдет.

Поймав взгляд Дэйзи, он произнес одними губами:

– Телефон.

Она кивнула. Алек поспешил вслед за управляющим.

В тот момент, когда упала Беттина, Дэйзи как раз смотрела на Мюриэл. Видела, как радостное предвкушение на ее лице сменилось вначале испугом, а потом ужасом. Как только Мюриэл бросилась к сестре, Дэйзи поспешила за Алеком мимо коленей ошарашенных соседей по ряду, а затем вниз по проходу – к сцене.

Первая скрипка, Яков Левич, стоял в нерешительности, сжимая в руках свой инструмент. Пока Алек разговаривал с Кокрейном, Дэйзи тихонько обратилась к скрипачу:

– Мистер Левич, помогите, пожалуйста. Я – подруга ее сестры.

Левич положил скрипку и смычок на стул и, наклонившись, протянул Дэйзи худую ладонь с длинными пальцами. Он был сильнее, чем казалось с виду. С его помощью Дэйзи взобралась на сцену, мысленно порадовавшись, что короткие юбки вошли в моду, а корсеты из нее вышли. Пройдя за возвышение, откуда Кокрейн обращался к зрительному залу, Дэйзи подошла к Мюриэл в тот момент, когда толстяк-доктор объявил, что Беттина мертва.

Мюриэл разразилась слезами. Дэйзи обняла ее за плечи, и тут Консуэла Делакоста издала театральный вопль.

Дрожащий палец пышнотелой испанки был обвинительно наставлен на Гилберта Говера.

– Ну же, полно! – запинаясь, тихо проговорил тенор. Вблизи он оказался гораздо старше: мужчина за пятьдесят с редеющими завитыми волосами. – Зачем говорить такие вещи, милая. – Он подошел к певице ближе и сказал что-то еще; что именно, Дэйзи не расслышала из-за нарастающего гула голосов.

Мисс Делакоста тут же устремилась в его объятия, истерично рыдая:

– Oh, mi querido, mi amor[17], я ошибаться. Я не хотеть…

Тенор обнял ее крепче, чем позволяли приличия, и зашептал что-то ей на ухо.

Дэйзи бросила взгляд на баса. Димитрий Марченко по-прежнему сидел на стуле – руки на коленях, на лице выражение невозмутимого спокойствия. Однако в его глазах блестело что-то вроде удовлетворения, а еще он ехидным голосом тихо пропел строку из Confutatis maledictis о грешниках, что обречены гореть в геенне огненной. По крайней мере, одному человеку из присутствующих оказалось не жаль Беттину.

Эрик Кокрейн, напротив, был объят страхом и разве что волосы на себе не рвал. Дэйзи вспомнила любопытную сцену в холле у Абернати, когда Беттина поддела Кокрейна, а Оливия Блейз не выразила ни малейшей радости при виде него. Позже Мюриэл объяснила Дэйзи, что дирижер отдал партию меццо-сопрано Беттине, хотя мисс Блейз ожидала, что партия достанется ей. И все же Кокрейн пришел, чтобы встретиться с мисс Блейз, а Беттина ему, похоже, была даже не симпатична. Сейчас он не то чтобы скорбел о ее смерти, скорее находился в ужасе. «Все интересней и интересней», – подумала Дэйзи.