Ректор моего сердца - стр. 31

Когда я вошла, Герат посмотрел на меня со смесью интереса, лукавства и раздражения. Раздражен, что его оторвали от дел, но ему интересно и даже смешно, что я пришла после острого разговора днем.

– Вы нашли деньги, тарра Гварди? Или сменили гнев на милость и готовы оказать мне честь участием в отборе?

– Нет, таросси ректор, я не нашла денег. И я по-прежнему не хочу участвовать в отборе. Я пришла поблагодарить вас и задать вопрос. И возможно – попросить вас.

– Поблагодарить? Задать вопрос? Попросить? – его брови насмешливо поднялись вверх. – Слушаю с интересом.

– Благодарю вас, таросси Ванирро, что вы в течение двух лет оплачивали мое обучение. Долг я отдам вам, как только смогу.

– Вот, значит, как! – блеснул глазами Герат и рассмеялся. – Мэтр Соло счел, что вам не повредит узнать об этом?! Тарра Гварди, – с насмешливой вежливостью сказал он, – принимаю вашу искреннюю благодарность. Вам не следует думать о личном долге. Когда будете компенсировать затраты академии, часть автоматически перейдет на мой счет, – я не поняла, чего в его голосе было больше: спокойной серьезности, досады или насмешки. Пожалуй, все же насмешки. Спустя секунду словно пламя резко вспыхнуло в комнате. Герат стиснул руки на груди и резко произнес: – Это все? У меня не так много времени.

– Нет, еще вопрос, – улыбнулась я, хваля себя за смелость. Надо же, можно разговаривать с ним почти на равных, если не переживать из-за каждой его резкой интонации! – Почему вы помогли мне и почему скрыли помощь?

– А помните, что было, когда я предложил вам деньги? – опять вспышка, показалось, сейчас снова что-нибудь загорится. Но Герат держал себя в руках. – Может быть, я не хотел вновь оскорбить ваше чувствительное самолюбие, тарра Гварди?

– Но это ведь совсем другое! – сказала я искренне. – Тогда, на экзамене, это было странно. Ни одна уважающая себя женщина не возьмет деньги в такой ситуации!

– Вы находите? – он усмехнулся. – Тарра Гварди, я знаю множество женщин вашего происхождения, которые возьмут деньги в подобной ситуации и еще худшей. Лишь вы, будучи воспитанницей приюта, бережете свое достоинство так, словно вы по меньшей мере графиня.

«Берите выше…» – невесело усмехнулась я и непроизвольно вздрогнула. Может, он прав, и королевские замашки у меня в крови? Их так и не вытравили ни пять лет преступной жизни, ни восемь лет в бедняцком приюте.

Но я нашлась:

– А я знаю много женщин беднее и несчастнее меня, которые тоже отказались бы от того золотого париссо!

– Вы удивительно идеалистичны, – усмехнулся ректор. Его тон вдруг стал опять очень жестким и резким. Почти издевательским. – Итак, вероятно, вы решили, что я все же пожалел бедную сироту. Подумали: «Что бы ни говорил этот таросси, на самом деле он исполнен благородства. Он даже счел необходимым скрыть от меня свой добрый поступок, чтобы не задеть мое самолюбие». Так, тарра Гварди?

«Что же ты такой острый!» – подумала я и сжала кулак, ногти врезались в кожу. Эта легкая боль отвлекает от его резкого тона и издевательств.

– Не совсем так, таросси Ванирро, – ответила я. – Слово «пожалел» здесь не подходит. Я полагаю, на самом деле, сколько бы вы ни отрицали… будучи сам сиротой, вы вошли в мое положение. Решили дать шанс. Хотите сказать, нет? – я с легким вызовом посмотрела на него.