Реконструктор - стр. 21
– Доверяешь? Ну что ж, давай поглядим. Итак, что мы знаем совершенно точно? Тебе больше двадцати пяти лет, строение зубов показывает, что за своим здоровьем ты следил и вовремя обращался к врачам. Дырок у тебя нет, и в положенных местах стоят пломбы. Ты, несомненно, опытный солдат. Мышечную память обмануть невозможно. С оружием обращаться умеешь, причем достаточно хорошо и на уровне автоматизма. Воевал и был ранен, медикам я в этих вопросах доверяю безоговорочно. Кстати, где ты словил пулю?
– Не помню, герр обер-вахмистр.
– А ведь тебе делали рентген, Макс. И он показал, что в правой ноге у тебя действительно пуля. Винтовочная! И хочешь знать, из какой винтовки?
А вот это он уже заливает. С тем, что наличие пули в ноге рентген безусловно покажет, я спорить не собираюсь. Но, не разрезая ноги, выяснить, из какого оружия эта пуля вылетела, – вот уж фигушки.
– Откуда же мне это знать, герр обер-вахмистр? Это надо у главного врача спрашивать. Он человек ученый и такие вещи понимает.
– А что ж ты думаешь? И спросили. Наша это пуля, Макс. Из маузеровской винтовки выпущенная. И что ты на это скажешь?
Пожимаю плечами. Хоть из маузеровской, хоть из американской или английской – какая разница? Логичнее было бы, конечно, из русской: мы все-таки на русском фронте находимся. Но если верить врачам, рана старая, а война идет всего второй год. Высказываю свои соображения жандарму. Он кивает, соглашаясь.
– Да, действительно, дружище, какая в этом разница? У нас что – не бывает случаев, когда солдат по неосторожности попадает под огонь своих же товарищей?
– Немецкий солдат? – искренне удивляюсь я. – Был бы русский – я бы поверил.
– А ты так много про них знаешь?
– Ну… – в замешательстве чешу подбородок, – не очень, конечно, то же, что и все.
– И знаешь их язык?
А вот это, интересно, он откуда узнал? От Кегеля? Не факт. Да и что мой товарищ мог им рассказать? Я с этим мальчишкой практически не разговаривал, да и нельзя это назвать разговором.
– Нет, герр обер-вахмистр, я русского не знаю. Отдельные слова, те, что написаны в разговорнике, – так это все знают.
– Но не все знают их наизусть.
– Так и я наизусть не знаю. Я ж тут с ними ни с кем и не разговаривал. Как-то не было такой возможности, да и ни к чему. Какие у нас могут быть разговоры, о чем?
– Да? Ну значит, мои информаторы ошиблись и это был кто-то другой. Ничего удивительного, дружище, выздоравливающие солдаты очень похожи друг на друга.
Обер-вахмистр встает и берет из угла знакомый карабин. Бросает его мне. Совершенно автоматически я вскакиваю, ловлю оружие в воздухе и застываю в ожидании команды. Жандарм удовлетворенно кивает.
– Солдат, врачи не ошибаются. Оружие ты ловишь именно как оружие, а не как обычный предмет.
Я удивленно смотрю на собеседника.
– Не понял?
Утвердительно киваю.
– А ты возьми-ка его на изготовку.
Раз – и карабин у моего плеча.
– И как много времени на это потребовалось?
– Секунда, герр обер-вахмистр.
– То есть, перехватывая карабин в воздухе, ты уже изначально предполагаешь, что из него придется стрелять. И руки уже сами выбирают, как лучше его ухватить. Метлу или лопату держат иначе, чем оружие. А это тренировки, Макс. Долгие. И трудные. Где тебя учили?
– Не помню, герр обер-вахмистр. Я совсем ничего не могу вспомнить об этом.