Размер шрифта
-
+

Река ведет к Истоку - стр. 18

– Больно? За горячую сковородку голой рукой схватиться – больно. Утюг на ногу уронить – больно. Зубы драть без анестезии – больно! А то, что сейчас произошло, – это я даже не знаю, какое слово. Это как живого человека наизнанку вывернуть.

Губы у нее дрожали.

Ракун, напротив, улыбнулся. Ругается – значит, жива и вменяема. Все помнит и, по-видимому, осознает. Одной проблемой меньше.

Вторая проблема, впрочем, никуда не делась. Выплеснув гнев, Нина нерешительно переступила с ноги на ногу (каблуки воткнулись в землю по самую подошву), огляделась и удивленно спросила:

– А где Алинка?

– Там, – махнул рукой магос.

В правильном направлении, кстати, махнул. Но расколдованной оно чем-то не понравилось, и она прозорливо уточнила:

– Там – это за кустами? Или в ближайшем городе? Или где? Мы вообще прибыли на место?

– Не совсем, – не стал скрывать Ракун.

– Поэтому ты выглядишь так, будто только что вылез из болота? Что случилось? Ничего не хочешь мне рассказать?

Теперь настала очередь магоса переминаться с ноги на ногу.

– Сядь, – наконец велел он.

Нина огляделась вокруг, не нашла ни стула, ни даже туристической пенки и демонстративно осталась стоять, уставившись на Ракуна, как милит на пойманного контрабандиста. По крайней мере ощущения были очень похожими.

Но, в отличие от милитов, Нине Ракун врать не рискнул.

Рассказал все.

Почти все. Про засунутую в чемодан водоросль все-таки промолчал.


– Так, ладно… Надо успокоиться, надо успокоиться… – бормотала Нина.

Возможно, успокоиться действительно надо было, но у нее никак не получалось. Вот бегать туда-сюда по берегу, нервно жамкая юбку, – да, вполне.

Ракун, наоборот, спокойно сидел на поваленном бревне, смотрел на реку и улыбался.

– Какого черта? – набросилась на него Нина. – У тебя племянница пропала! Что в этом смешного?

– Ничего. Я же не смеюсь, – развел руками магос.

– Но улыбаешься!

Ракун вздохнул и усилием воли придал лицу серьезное выражение, более соответствующее ситуации. Хотя через несколько минут губы снова невольно растянулись в улыбке.

Когда-то в далеком детстве эта привычка казалась полезной. Когда ты мелкий, тощий, нескладный, не можешь сам за себя постоять и вынужден каждый день терпеть насмешки более удачливых и богатых сверстников, единственное, что остается, – это улыбаться. Чем больнее бьют – тем шире улыбка. Всем назло.

Годы прошли, а привычка осталась. Теперь она бесила окружающих еще больше. Ракун улыбался и милитам, и клиентам, и мужьям любовниц, явившимся в самый неподходящий момент. И тому гаду с кнутом, чтоб ему побыстрее сдохнуть. Улыбался даже на похоронах брата и Галины. Слышал осуждающий шепот за спиной, сжимал кулаки – и улыбался.

Отвратительная привычка.

Объяснять все это Нине магос не стал. Она была явно не в том состоянии, чтобы слушать его откровения. А он не имел ни малейшего желания ими делиться.

– Надо что-то делать! – снова начала Нина. – Нельзя просто так сидеть и ждать у моря погоды!

– Это река.

– Да мне без разницы! Мы не можем торчать здесь бесконечно.

– Не бесконечно, а до рассвета. Так что сядь и заткнись. Мне надо подумать.

– Ты уже час думаешь, а Алинку в это время увозят все дальше. Надо идти за похитителями! Не хочешь помогать – я сама пойду!

– Куда ты пойдешь, женщина? Пешком догонять лошадей? А дальше что сделаешь, если вдруг догонишь на свою голову? Пальцем им погрозишь? К совести воззовешь?

Страница 18