Реинкарнация - стр. 19
Акт кончился, она была свободна. Но уходить пока Ирина не спешила. Она вернулась к Константину – попрощаться. Он с фотографии смотрел глаза в глаза. Ирина вспомнила, что спел недавно хор.
Мобильник же запел, когда включила. И Одаховская сказала:
– Да, Максим. Плохие новости, но это я чуть позже. Я о твоих романах, милый друг. Твой главный недостаток – хлипкий стержень, сюжеты не годятся никуда.
Теперь о Косте. Макс Валуев в свое время написал:
Сегодня, ты же знаешь, навалило столько снега. И Костю положили в эту снежную постель. Я буду так о нем и вспоминать.
Теперь о главном – ты нигде не наследил. По следствию, пока, несчастный случай. Но мне мой родственник, он некро-офтальмолог, рассказал, что есть сейчас такие экспертизы: по глазу у покойного легко определить, что видел он, конкретно, перед смертью. Как у разбитого мобильника – по симке. Когда же Косте экспертизу эту сделают, боюсь, тобой займется Интерпол. Ты больше никогда мне не звони, иначе выйдут на тебя через меня.
Тут трубка закричала: «Он же спился». Но Одаховская уже теперь спешила. Надела она шубу, появилась на крыльце, мобильник свой забросила в сугроб.
У выхода стояли две машины. Поближе – её “Volvo” и водитель.
Подальше был суровый “BMW”, а рядом с ним Амур – Игнатий Чуркин. Ирина подошла к машине Чуркина, и бросила: «Поехали кататься».
Реинкарнация
Не нам гадать о греческом Эребе,
Для женщин воск, что для мужчины медь.
Нам только в битвах выпадает жребий
А им дано гадая умереть.
Осип Мандельштам
Чай пили на веранде – Наталья Алексеевна, хозяйка дома, что жила здесь постоянно, Валерия, её единственная дочь, бывавшая у матери наездом, и офтальмолог Николай, приехавший осматривать участок, предназначенный к продаже. Участок был соседский и Наталью Алексевну попросили, если сможет, показать.
Наталья Алексеевна была немолода. Но сохранилась так успешно, что мало кто считал её старухой. Болезнями особыми не мучилась, а так слегка порой недомогала. Одна была проблема – только зрение. Но тут что уж поделаешь – компьютер. Он бы не только для неё окошком в мир, но и доверенным помощником в работе. Она была искусствовед, статьи писала, книги и рецензии. И к прочему она была рассказчик.
– Простите, Николай, а вы москвич? Представьте угол Сретенки с Колхозной. Там некогда стоял красивый дом, с колоннами, с огромною витриной. Стоять бы домику ещё немало лет, но у него обрушилась стена, причем – в момент совсем неподходящий. Как знать, момент который подходящий, чтоб сущность совершила свой распад. Всему и всякому отпущен четкий срок. Давно все было, больше полувека, в ещё коммунистической Москве. Когда случился фестиваль там молодежи и студентов. Гостей немеренно собралось отовсюду, буквально чудо для невинных москвичей. На иностранцев весь народ смотреть сбегался.
Открыло все торжественное шествие. Колонна двигалась сначала по Садовому, сворачивала у проспекта Мира, а дальше шла уже к ВДНХ. Кругом милиция, никак не подойти. Но публика хотела все увидеть. И кинулась на крышу того дома на углу, где обрела себе обзорную площадку. А шествие идет, поет – танцует. На крыше публики становится все больше. Стена-то и обрушилась – подумайте, как все произошло! Народ посыпался и кое-кто погиб.