Реформатор. Новый вор. Том 2. - стр. 44
Вот только народ почему-то этому не радовался. Похоже, он сам боялся своего волеизъявления, зачарованно, как лунатик, брел по сужающемуся карнизу над бездной, сознавая в глубине души, что непременно в эту бездну свалится.
Даже тупой, едва ли прочитавший за свою жизнь и пару книг (УК не в счет) охранник ощущал ломанным-переломанным носом новые веяния. Пластиковая карточка со словами «Доверенное лицо кандидата в президенты Российской Федерации», мерцающей печатью Центризбиркома повергла его в трепет куда больший, чем если бы Савва приставил к его башке пистолет.
Он бросился к пульту.
Луна-парк вспыхнул в ночи, как золотой слиток на солнце.
Это был весьма современный (по тем временам), насыщенный электроникой и всевозможными лазерно-виртуальными эффектами луна-парк. Взмыли вверх качели, одевшись белым светящимся туманом, задышало волшебное яйцо, стронулась с места карусель – летающая тарелка, зажглись глаза у многочисленных оракулов, расцвеченное по периметру колесо обозрения начало сложное – как Земля вокруг Солнца и собственной оси – ускоряющееся движение. И посреди этой неурочной, разнообразной, нелепой – для двух посетителей? – механическо-виртуальной жизни эдаким повелителем (чего?) неподвижно стоял Савва. У Никиты мелькнула мысль, что он мнит себя центром загадочной, на мгновение вырванной из тьмы и – неизбежно – во тьму же возвращающейся демонстрационной Вселенной. И еще мелькнула мысль, что Савва ошибается. Не он – центр Вселенной, а… то неясное, тревожное, беспокоящее и пугающее (сродни волшебному, одетому светящимся туманом яйцу), что выбрал, вознес над собой, чему, одновременно желая и не желая (как жена мужу), подчинился народ.
«В сущности, что есть реальность? – вдруг спросил Савва то ли у Никиты, то ли у посматривающего на него с испуганной ненавистью охранника. – Из чего она составляется и почему она абсолютно необорима?»
Никита подумал, что не так-то уж и необорима. Разве мог он, к примеру, мгновение назад предполагать, что погруженный во тьму придорожный луна-парк оживет, засияет огнями, что сотни оракулов будут готовы предсказать ему будущее задарма?
«Она составляется из произнесенных, но главным образом непроизнесенных слов, – задумчиво продолжил Савва, внимательно глядя, как из светящегося волшебного яйца проклевывается… неизвестно что, – реализованных, но главным образом подавленных желаний, ожиданий, мыслей и представлений. А что есть человеческие ожидания, мысли и представления? Они есть так называемые психосоциальные, а может, социопси- хические комплексы, незримая операционная система, управляющая сознанием. Апофеоз необоримости реальности приходится на момент, когда тебе кажется, что все схвачено, все под контролем. Выходит, конструирование реальности – опасная иллюзия?»
«С той точки, где оно начинает противоречить Божьему Промыслу», – ответил Никита.
«Самое трудное, – словно не расслышал (или не пожелал расслышать) Савва, – идентифицировать страсти, которых в действительности нет и быть не может, как, допустим, нет в природе бронзы, но есть медь и олово. Однако же памятники полководцам и героям отливаются именно из бронзы. Наступает таинственный момент, когда не существующие в чистом виде страсти – допустим, страсть к величию, социальной справедливости или порядку – вдруг материализуются, и реальность становится окончательно необоримой, бронзовой, как памятник самой себе. Причем ровно в такой же степени, в какой раньше казалась оборимой, пластилиновой, допустим, дядям, разворовывающим государство, подобно вампирам, пьющим его нефть и газ, подобно жукам-древоточцам, сжирающим его леса и заповедные рощи, то есть цинично истребляющим в государстве эти самые величие, социальную справеливость, порядок и богобоязнь».