Рецепт на тот свет - стр. 15
– Благодарствую, – с тем Маликульмульк принял корзинку. – А известно ли вам, как вышло, что бальзам Кунце попал к покойной государыне?
– А чего ж ему не попасть? Средство отменное, оно у многих рижан дома имелось, и у ратсманов тоже, как простынут – так им отпиваются. Неудивительно, что его государыне рекомендовали.
– А вам ведь это было весьма кстати?
– Батюшка говаривал: трудись, не жалуйся, Богу молись, а Божья помощь – она вдруг придет. Вот и пришла.
И тут Маликульмульк вспомнил про Анну Дивову.
– Послушайте, Егорий Семеныч, есть еще одно дело. К обозу где-то у Вендена прибилась женщина. Ее привезли в Ригу, и здесь она пропала. Я сам видел ее на постоялом дворе. А эта женщина… ее сиятельство княгиня Голицына принимает в ней участие… то есть ее сиятельству нужно видеть эту женщину… и когда она еще не покинула Клюверсхольма…
– Вы хотите, чтобы мои молодцы доставили ее в замок?
– Нет! – воскликнул Маликульмульк. – Этого как раз не надо! Мне только нужно знать, где она прячется… чтобы донести ее сиятельству…
– Мне сказывали, будто подобрали бродяжку. Потому лишь подобрали, что говорила по-русски. Диво, что она не замерзла по дороге, время не для увеселительных прогулок, и все богомольцы тоже смирненько сидят по своим углам, в дорогу не пускаются, – заметил купец. И уставился на Маликульмулька, ожидая каких-то объяснений. Но тот молчал – не рассказывать же всю печальную историю семейства Дивовых…
Видя, что начальник генерал-губернаторский канцелярии многозначительно молчит, Лелюхин свернул на другую тему – заговорил о Троицком храме. Храм был открыт с весны по осень, когда в большом количестве приходят струги и струговщики, сплошь православные, нуждаются в окормлении. Зимой же он закрыт, а напрасно – хотя до Московского форштадта и Благовещенского храма напрямик, через реку, чуть больше версты, но версту эту хорошо одолевать зимой, в морозец, или летом на лодке, а в ледостав и ледоход православные на Клюверсхольме лишены богослужений, и даже случается, что на Пасху не могут попасть в церковь, если по каким-то причинам застряли на острове. Так нельзя ли рассказать про эту беду его сиятельству.
Маликульмульк согласился – и можно, и нужно.
Отправили его в замок по-царски – на прекрасных санях, с бубенчиками под дугой, укутали медвежьей полстью, хотя ехать было – всего с версту.
По дороге он сравнивал обе истории и даже ругнул себя – ведь прямо сказал герр Струве, что аптекари готовят свой рижский бальзам, так чего бы сразу не спросить: а по какому рецепту? Пришлось признаться – старик оказался с хитринкой и заморочил канцелярскому начальнику голову.
Корзинка стояла на коленях у Маликульмулька, укрытая полстью, и он уже воображал, как будет сравнивать все три бальзама. В Рижском замке наверняка была хотя бы одна бутылка аптекарского – вот и будет их сиятельствам развлечение после ужина.
Варвара Васильевна даже рассмеялась, увидев, как Косолапый Жанно вносит в гостиную корзину, укрытую холщовым полотенцем.
– Да тебе, Иван Андреич, никак взятку всучили! – воскликнула она. – Вот уж и на тебя здешние нравы влияние оказывают!
– Давай-ка, братец, сюда свою добычу! – потребовал князь. И на свет явились четыре глиняные бутылки с наклейками.
– Маловато взял! Твое словцо в моем кабинете дороже стоит! – веселился Сергей Федорович. – Этот Лелюхин по пятнадцать тысяч бутылок в год в Россию и за море отправляет – а тут, вишь, пожадничал! А мог ведь и деньгами дать!