Ребенок его любовницы - стр. 22
Секунда. Другая. Третья.
Судорожный вздох и тихий вопрос:
— Как Саша?
Ругательства, которые мне сейчас хочется обрушить на голову Руслана, застревают на полпути. Ветров выглядит абсолютно потерянным и напуганным. Я никогда еще не видела его в таком состоянии.
— Ждем медсестру, чтобы поставили капельницу. Сейчас с ним санитарка, поэтому времени на долгие беседы нет. Где. Ты. Был? — чеканю вопрос, и от каждого слова он будто вздрагивает.
Только сейчас поднимает голову и смотрит мне в глаза. С невысказанным вопросом во взгляде, словно пытается что-то понять, уцепить в моем облике.
— Я отвез документы в поликлинику, потом заехал к матери. В прошлый раз мы сильно поругались, хотел помириться. Поставил телефон на зарядку и слушал нотации о том, как просрал свою жизнь. Такое тебя устраивает?
Я удивленно хлопаю глазами. Заехал к матери? И она не сказала ему, что я звонила и писала ей?
— Я же… Я же пыталась ей дозвониться. Писала! Она прочитала мои сообщения и даже не ответила!
Дыхание снова срывается, легкие обжигает от нехватки воздуха. Вопросы, которые я давно уже хочу задать Руслану, начинают разрывать мне голову, и это мешает сосредоточиться. Поэтому озвучиваю обезличенное:
— Что происходит, Руслан?
— Я не знаю, почему она ничего мне не сказала. Видимо, была слишком занята выполнением родительского плана по нравоучениям, — с сарказмом откликается Ветров, пожимая плечами. — Хотя мать прекрасно знает, что я уже давно сам себя сожрал.
— Я не об этом. Забыли про твою маму, к ней вернемся позже. Что за ерунда с документами? — мотаю я головой и делаю шаг вперед, вплотную приблизившись к мужу. И тут же, уловив запах, рассерженно шиплю: — Ты что, пил?!
Руслан сглатывает. Отступает, прислонившись бедрами к узкому краю подоконника, и складывает руки на груди. Защищается от меня. Отгораживается. Он всегда так делал, когда мы спорили или ругались. Выстраивал стену, молчал, копил в себе обиды, а потом обрушивал накопленное на меня. Оглушающим штормом, сбивающим с ног.
Вот только сейчас мне уже плевать на то, что у него там в душе происходит. Сейчас меня оглушают не его переживания, а мои. Я чувствую, что мной пользуются, ощущаю себя инструментом в его руках, и это категорически мне не нравится.
Я нуждаюсь в ответах.
— Мой вопрос не относится к твоей матери, Ветров, — жестко высекаю я. Повторяю уже озвученное, чтобы он понял — я не отступлю. — Объясни мне, что за катавасия с документами. Сейчас же.
— Ксюша…
— Нет. Убери эти успокаивающие нотки из голоса. Отвечай на вопрос.
— Нет никакой катавасии. Я просто перепутал папки, забрал на работу…
— Почему не согласился прислать фото? Медсестра же говорила, что их будет достаточно.
— Потому что у меня садился телефон! — повышает он голос, но, опомнившись, поджимает губы и добавляет уже тише: — Зарядку я тоже оставил дома.
— Ты понимаешь, насколько все это дурно пахнет? — спрашиваю, иронично усмехнувшись.
— На что ты намекаешь?
— О, я не намекаю, Ветров. Я говорю прямо. Ты просишь меня нянчить твоего ребенка от другой женщины и словно намеренно скрываешь любую информацию…
Руслан рывком хватает свой рабочий портфель, который лежит на подоконнике, щелкает застежками и достает красную папку. Очень похожую на ту, что осталась лежать дома, с его графиками и таблицами по работе. Еще один щелчок, когда он расправляется с кнопкой, вырвав ее с мясом из алого пластика. И протягивает мне свидетельство о рождении на имя Ветрова Александра Руслановича.