Ребенок его любовницы - стр. 16
— Да, Ксень, привет. Как дела? — слышится улыбка в ее голосе.
— Мам, — понимаю, что звучу слишком испуганно и позволяю себе сделать глубокий выдох, чтобы взять себя в руки, — привет, срочно нужен твой совет. — Выключаю телевизор и торопливо возвращаюсь в зал, где кричит сын Руслана.
— Что случилось? — мгновенно напрягается мама. — И что это за звук? Ребенок плачет?
— Потому и звоню, мам. Скажи, что делать, если у младенца температура?
— Какая температура? Какой младенец?! Ксюш…
— Мам, не сейчас, — обрываю ее резко, попутно пытаясь подсунуть Саше соску. Он, на удивление, принимает ее и затихает, прикрыв глаза. — Ответь на вопрос, пожалуйста.
— Температура высокая?
— Не знаю. Он вспотел и очень-очень горячий.
— У маленьких детей сильный жар может привести к судорогам. В таких случаях нужно вызывать скорую, дочь.
— А они смогут сделать что-нибудь, если у меня нет документов на ребенка?
— Ксюша, — повысив голос, обращается ко мне мама, — что происходит? Откуда у тебя болеющий младенец без документов? Боже… Это ребенок Руслана? Вы что… Ты простила его?
Я поджимаю губы, не зная, что ответить. Я рассказала родителям про смерть Лиды, но признаться в том, что согласилась помочь Руслану, не смогла. Не хотела выслушивать нотации отца по поводу моего неразумного поведения и слабохарактерности, была не в силах видеть жалость в глазах матери.
— Я перезвоню, — принимаю решение прервать разговор и кладу трубку. Еще раз набираю номер Руслана, но его телефон до сих пор выключен. На часах уже половина восьмого, где его черти носят?!
Саша выплевывает соску и опять начинает плакать, но эти звуки уже не сравнить с его обычным ором. Тихие, слабые, хриплые всхлипы, словно ему не хватает воздуха и сил.
— Твою мать, Ветров!
Я не могу подобрать слов, какое отчаяние сейчас испытываю. Быстро беру ребенка на руки и начинаю баюкать, а в животе узлом сворачивается тревога. Саша горячий как уголек и дрожит.
Нервно расхаживаю по комнате, пока набираю номер скорой помощи. Диспетчер отвечает почти мгновенно, и это немного успокаивает меня.
— Девушка, у новорожденного высокая температура. Поднялась очень резко. И мне кажется, что дыхание затруднено.
Приятный женский голос задает мне несколько уточняющих вопросов, но я сомневаюсь, что дала на них вразумительные ответы. Поэтому с облегчением диктую адрес и жду врачей, попутно выполняя указания диспетчера, которые она диктует напоследок.
Снимаю с Саши боди и подгузник. Даю ему немного попить. Обтираю мягкой пеленкой, смоченной в теплой воде. И говорю, говорю, говорю…
— Ничего, сейчас станет легче, малыш. Не засыпай, ладно? Сейчас приедет доктор и скажет, что же с тобой такое случилось. Как тебя угораздило, а? И где носит твоего папу, интересно? Не знаешь? Я тоже не знаю… Ну-ну, — хмурюсь, когда малыш начинает хныкать. — Не реви, будет еще хуже. Давай, песенку послушаешь?
Произношу все, что вертится на языке и сама расслабляюсь. Сашка затихает у меня на руках и будто прислушивается. Дует губы и морщит носик, но никак, естественно, не отвечает. Впрочем, мне достаточно и того, что он хотя бы не плачет.
Выдыхаю от облегчения, когда звонит домофон. С момента моего разговора с диспетчером прошло не более десяти минут! Впускаю врачей, провожаю в зал. Два молодых парня выглядят уставшими, но внимательно слушают мой лепет и, кажется, даже все понимают.