Реактивный идет по следу - стр. 10
– Ладно давай наливай – согласился Карпуха и протянул кружку.
Генка вынул из под кровати флягу и налили в кружку.
– Ты особо не нюхай. А лучше всего сразу залпом. – посоветовал Зубрилин.
Карпуха зажмурился, чтобы не видеть синеющее дно белой кружки и опрокинул стакан.
Холодеющая душу жидкость булькнула и упала вниз. Карпуха бросился сразу закусывать.
– Ну как коктейль? – спросил Зубрилин.
– Такое ощущение как было в детстве. Когда случайно выпил чернил – ответил Карпуха, слегка содрогаясью Даже знобить стало.
– Ничего. Это с непривычки. А как допьем эту флягу, то тогда и привыкнешь.
– А если мы станем фиолетовыми, – возразил Рывкин. – Мне вот надо будет самому через неделю в отпуск ехать, так каково моим родственникам. Матрос с Северного флота, как будто негр. Старики испугаются.
– Так это же и хорошо-возразил Зубрилин-скажешь всем, что ходил в Средиземку, сражался с империалистами в нейтральных водах около экватора и загорел. А фиолетовые это реальное подтверждение.
– Так негры то все черные и загар все таки имеет другие цвета – Не унимался Рывкин.
– Так ты лучше все это объясняй тем, что этот то загар военно-морской. Все дело в том, что люди обычно видят как загорают гражданские люди. А надо учитывать, что есть особенности между гражданским и военно-морским загаром. Примерно как приемка гражданская и военная. Это же совершенно разные вещи.
– Ну ладно уговорил – согласился Рывкин-Давай еще наливай по одной за приезд Вальки.
Все налили чокнулись и выпили.
– Пора расходиться. А то завтра наверное нашего корефана надо будет провожать на судилище. Наверное ему тут все припомнят. Его свободолюбивые мысли, высказывания, дерзость с замполитом.
– Конечно без этого ему уже не обойтись. Суток десять-пятнадцать обеспечено. И черт его дернул идти. Мог бы подождать.
– Бывает невтерпежь. Видать торопился к нам. Соскучился. Настоящий корефан. Считай ради нас пострадал.
Моряки посочувствовали, подошли к кровати, на которой спал мертвецким сном Валька. Рывкин наклонился и заботливо подоткнул край одеяла. Потом закрыл оголенную волосатую Валькину ногу с рваным носком, из которого торчало несколько больших пальцев. Потом он поправил подушку. Моряки погасили свет и бесшумно вышли из комнаты.
Всегда для каждого есть страшный суд
Где-то сверху раздался длинный протяжный гудок. Послышался топот сапог.
– Опять! Доколе же? – подумал Валька и открыл глаза.
Вокруг него все пространство шевелилось и мелькало своими оголенными телами. Подъем. Валька еле поднял свою еще не совсем протрезвевшую бедовую головушку. На него смотрели глазища и усища старшины команды Шпака.
Старшина Шпак – это была его кличка.
Моряков он любил. Хотя в гомосексуализме его нельзя было обвинить, но за глаза его многие моряки называли почему-то педерастом. На самом деле у него была самая распространенная русская фамилия. Он особенно пылал нежной любовью к матросам, которые оканчивали какие-нибудь учебные заведения, институты или колледжи. Эти грамотеи-говоруны, со своим городскими и непонятными для его ума, шуточками таким-то образом как-то воздействали на него. Они его возбуждали, как красная тряпка тореадора на быка. Если какой-нибудь грамотей из матросов попадался, то Шпак обычно любил в начале своей педагогической лекции говаривать: