Развод. Вторая жизнь для попаданки - стр. 2
Потому я сделала всё, что должна была. И ушла.
«Неужели мне теперь и тут жить без тебя, ждать конца, чтобы снова с тобой воссоединиться?..»
Меня привели в ванную комнату. Усадили на табурет у стены.
Тело по-прежнему казалось чужим. Я просила — молила девочку внутри:
«Соберись. Пожалуйста. Шевельнись хотя бы немного…»
Но не могла.
Могла только крутить головой — и то тяжело, словно шею кто-то держал. Как привели, как усадили — так и сидела, наблюдая, как дородная женщина набирает большую ванну с лавандовой пеной.
Я искала глазами зеркало. Нашла.
И… до конца осознала: я в чужом теле.
Молодом. Истощённом.
В зеркале на меня смотрела девушка. Юная. Бледная. С большими голубыми глазами. Длинные светлые волосы спутались, прилипли к щекам и вискам. Локоны, влажные и тяжёлые, падали на плечи, придавая ей почти сказочную хрупкость.
Лицо — кукольное. Маленький аккуратный подбородок, чёткие скулы, тонкий носик. Брови светлые, чуть изогнутые.
Но вся эта красота была испорчена. Девочке явно было непросто. Щёки впалые, губы треснуты от ветра и обезвоживания. Под глазами — черные тени. Она выглядела так, будто пережила не только бегство, но и голод.
На ней было пышное платье с тонкими кружевами на лифе, с изящной вышивкой по подолу, со шнуровкой на спине. Ткань была светлая, с благородным отливом. В стиле позднего средневековья.
Теперь же платье выглядело жалко. Кружева — порваны. Подол в грязи и листьях.
Мне нужно было принять тот факт, что это милой красивой девочки больше нет, а есть я.
И мне стало её так жаль.
Не себя. Её.
Она ведь и знать не знала, что так закончится её бегство. Возраст… не больше двадцати пяти. Как у моей Леночки.
Жить да жить. Любить. Радоваться жизни. Детей рожать.
А она бежала… и умерла в лесу, в сырой луже.
Бедная крошка.
Надеюсь, там, где ты сейчас — тебе уже хорошо.
А мне…
Мне бы только немного прийти в себя.
— Давай леди, вставай. Мыться будем.
Я бы и рада, да только не могла. Видимо, пока не прижилась моя душа как следует. Я смотрела на служанку. Запоминала её лицо. Круглолицая, полная, с жидкими, тёмными волосами, собранными в пучок.
«Ну давай, радость моя», — подумала я. — «Посмотрим, как ты ко мне отнесёшься. А там уже сделаем выводы. Союзника я в тебе найду или врага — увидим».
Женщина недовольно качнула головой и, подхватив меня под локоть, подняла. Действовала споро, не особенно вежливо, но знала своё дело — начала снимать с меня одежду.
— Такое платье было… красота да и только. Камни дорогие, шнуровка благородная. А ты в лес, как последняя дурочка! Где это видано, так себя вести?! Да тебя бы сожрали, девочка. И кишок бы не осталось. Да и стоило ли оно того? Ну спит твой муж с бабами и чё. Кто ж из баронов с ними не спит? Баба для души — это ж как собака для охоты. А ты жизни не знаешь.
«Это ты, деточка, жизни не знаешь», — подумала я.
Потому что мой Боря был настоящим мужчиной.
Никакие «бабы» его не интересовали. Он слово дал — он держал.
Сама бы я тебя поучила жизни. Но сейчас приходилось молча слушать её бессердечные поучения, пока она тёрла меня мочалкой, отмывала тело, шептала под нос. Раненую ногу она положила на подставку и сразу же плеснула чем-то тёплым и жгучим — боль ушла. Спасибо и на этом.
Я откинула голову. Она мыла мои худые плечи, руки — отмывала от грязи, запёкшейся крови.