Размер шрифта
-
+

Развод в 40. Его молодая любовь - стр. 4

– Мы планируем ребенка. Когда она родит и с деньгами станет лучше, выкуплю твою долю. Но жить здесь будем мы с детьми… Мы так решили.

– Что?! Дети уже знают?

– Давно все знают, Софа. И дети… согласны. Это наше общее решение. Здесь уже налажена жизнь, никто ничего менять не хочет, но один из нас должен уйти. Проще сделать это тебе, чем нам всем.

– И вы решили, что лишняя – я? – появляется острое чувство обездоленности. – Они давно знают?

– Настя около года. Игорю недавно сказал.

Сердце не просто разбили об пол, но и растоптали. Отворачиваюсь, вдыхая лавандовый запах. Спокойно, София… Тебя предали.

– Кто еще знает? – спрашиваю побледнев.

Желание выкидывать его чемоданы с балкона и бить посуду проходит.

Даже выяснять отношения.

Мне давно вонзили в спину нож, а я этого не замечала, утопая в заботах. Не видела очевидного. Мне врали. Все, кроме Натки, которая попыталась открыть глаза!

Все же знали, что мы с Данилом никуда друг без друга. У нас настоящая любовь, которая переживает годы.

Самая красивая пара в универе.

Успешная семья.

Нам все завидовали.

Нашему образу жизни, нашей семье, нашей любви. Я жила в самообмане чертовых два года.

– Кто еще знал, Данил? Твоя мама?

– Да, – вздыхает он.

– На работе?

– Там все знают.

Детям его зама я дарила белых ангелочков на Рождество. Сотрудникам сувениры и подарки на дни рождения. С партнером Данила и его женой мы знакомы с универа.

А Паулина приходила к нему на работу, не скрываясь. Ее декор лежит там открыто.

Два года лжи.

– Прости, Софа, я не знал, как тебе сказать. Я должен был сделать это раньше. Все зашло слишком далеко.

Противно слушать оправдания.

Побледнев, прохожу мимо и беру чемоданы. Вот и пригодились. Только соберу не вещи Данила, а свои.

– Ты уходишь? – с явным облегчением спрашивает он.

Молча запихиваю самое необходимое: одежда, гигиена, косметика.

– Софа, я не настаиваю, чтобы ты уходила сейчас, – тревожится он. – Переночуй, подыщи квартиру, утром я помогу переехать.

– Не трудись, – отрезаю я.

– Я тебя не гоню, знай это.

– Еще бы ты гнал меня из моего дома! – огрызаюсь, вешаю на плечо сумочку и хватаю чемодан за ручку. – Не забудь сменить постельное белье после меня. Счастливо оставаться… предатель.

Он только зло фыркает.

Гружу чемодан в машину, бросаю сумку на пассажирское сиденье и сажусь за руль.

Вот ты и бездомная, Софа.

Интересно, что Данил скажет детям, когда они придут, а меня нет? И позвонят ли они? Или отец скажет, что открыл маме двухлетнюю тайну и все будет хорошо?

Поднимаюсь и под удивленным взглядом Данила забираю горшки с лавандой. Я добавляла цветки в чай. Для меня это – символ дома. А раз дома нет, как-нибудь перетерпим до съемной.

– Это только до завтра, – обещаю цветам.

Лаванда заняла все заднее сиденье и пол.

В гостинице снимаю номер на ночь.

Завтра нужно искать квартиру. Как это вообще делается, я с молодости не снимала…

Странное чувство.

Жизнь разрушается, а я стою на осколках и не могу к этому привыкнуть.

На мне держался дом и наш семья.

Я держала ее на плечах, как Атлант.

А они решили, что именно я – незаменимый винтик в механизме, несущая опора – лишняя в доме.

Третья лишняя.

Договариваюсь на просмотр квартиры на завтра: старый ремонт, зато «зеленый» центр – это сталинский дом в старых переулках, и спускаюсь поужинать в кафе.

Страница 4