Развод. Ты разрушил нас - стр. 30
— Это не деньги семьи! — выпаливаю со злостью. — А мое законное наследство, к которому ты не имеешь никакого отношения!
Так уж вышло, что на момент брака моих родителей, у семьи отца были огромные проблемы с финансами. Долги и закладные. Можно сказать, что деньги семьи моей матери спасли положение.
Семья мамы была очень богата, а она осталась единственной наследницей. Возможно мама что-то чувствовала, потому что сложила все свои деньги в два трастовых фонда и завещала их нам с Артемом.
Это большие суммы. Нет, это огромные суммы.
Я ни разу не пользовалась этими деньгами. Кирилл был против, да и нам, в общем-то, хватало.
У отца есть свой капитал, но в сравнении с трастовым фондом - это копейки.
— Твоего будущего мужа пока нет в городе, но через пару недель он вернется и вы познакомитесь. Я надеюсь на твое благоразумие, - продолжает отец, игнорируя мои слова о том, кому принадлежат деньги.
Сердце пронизывает автоматной очередью, я рассыпаюсь на части и едва стою на ногах, но моему отцу нет до этого никакого дела. Я всего лишь инструмент и рычаг в его игре за большие деньги.
Парадокс вот в чем: что бы я ни сказала, это попросту не дойдет до отца. Даже если я буду кричать ему в лицо, он не поймет ни единого слова.
Но он опустил меня ниже некуда, и на молчание я попросту не имею права.
— Мой муж не сосунок. Наши дети, которых не случилось вовсе не потому, что мы их не хотели, не плебеи, а я не разменная монета, отец, — голос дрожит, но на это мне безразлично. — Очень жаль, что ты не видишь со стороны, в кого превратился.
В ребра больно ударяет сердце, и говорить сложно, потому что дыхание обрывается.
— Мне жаль, что ты мой отец. Мне жаль, что я твоя дочь. Вычеркивай меня из своих гребаных завещаний и прекращай манипулировать мной. Забудь меня, если я для тебя лишь досадное недоразумение. Прощай, отец.
Разворачиваюсь.
— Неблагодарная девчонка! Ты еще пожалеешь…
Он кричит что-то мне вслед, но эта речь остается за громко захлопнутой дверью и отзывается лишь шумом в ушах. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание от внутренней, разрывающей каждый орган, боли.
Я бы упала, если бы не Артем, который подхватывает меня в коридоре и молча, не задавая ни одного вопроса, выводит из этого адового дома, кишащего гарпиями и церберами.
Он сажает меня в машину и быстро увозит отсюда.
Едем молча, я пытаюсь прийти в себя, Тема поглядывает на меня искоса. Слез нет, потому что это боль такой выжигающей силы, которая не оставляет ни единого шанса на плач.
— Расскажешь? — спрашивает он у подъезда.
Коротко пересказываю наш с отцом разговор.
— Я поеду к нему, — произносит решительно. — Это переходит всякие границы.
Хватаю его за рукав и заглядываю с мольбой в глаза:
— Миленький, пожалуйста, нет! Не лезь туда. Я все ему высказала, дальнейшего диалога на эту тему быть не может. Оставь. Я оставила, и ты сделай то же.
Битый час уговариваю Артема, который морально уже убил отца и четвертовал его, но все же у меня получается убедить его оставить все это.
Пока мы спорим, на улице начинается ливень, который с силой бросает холодные капли в стекло.
Целую брата и поднимаюсь к себе.
Вхожу в квартиру, направляюсь на кухню.
В распахнутое окно, которое я забыла закрыть, хлещет дождевая вода. Ваза с огромным букетом валяется на полу. Кругом осколки и вода, красные бутоны рассыпаны, как капли крови.