Развод. Ты предал нашу семью - стр. 14
Наденька бледнеет.
— Будут наши детки жить на две семьи, а наши детки… милые, сладкие ангелочки, у которых на лбу растут рожки, и этими рожками они будут бодаться. Яростно, сильно и больно. Всем достанется. И Глебу Ивановичу, и мне, и тебе. Тебе, — тычу в ее сторону вилкой, — особенно. И у Глеба Ивановича просто не будет теперь рычагов давления плюс чувство вины за то, что развалил крепкую и любящую семью. И этот сценарий, который мог бы тебе показаться победой над глупой женой важного бизнесмена и крутого преподавателя, станет тем еще испытанием для юной особы. Ты не совсем понимаешь, во что влезла, Надюш.
Наденька, кажется, хочет сбежать. Да, трое детей — это не шутки.
— Ты уже не такой завидный жених, — вновь смотрю на Глеба, от которого жду яростного и гневливого взгляда.
— Соглашусь, — он усмехается, а во взгляде его нет злости, что меня на секунде дезориентирует.
— Не делай вид, что у тебя не было на меня планов, — шепчет Наденька.
— Каких? — Глеб переводит на нее взгляд.
— Ты ведь выбрал меня… приблизил к себе… Я была лучшей студенткой…
— То есть ты хочешь сказать, что, например, у Саши Валуина и Петра Решетникова с твоего потока тоже могла быть сомнительная связь со мной в туалете? Они же вообще таскают мои костюмы в химчистку, — Глеб смеется. — Тут такая логика, Надежда?
— Это твой ребенок! — Наденька взвизгивает.
— Но любовницей я тебя не планировал делать, Надежда, — глухо рычит Глеб. — Я тебе обещал оплату практики, карьерный, сука, рост, высокие позиции, если будешь стараться…
— Вот она и постаралась, — шепчу я.
Глеб переводит на меня взгляд. Секундная оторопь в его глазах, хруст соленого сухарика на моих зубах, и он смеется. Громко, на грани истерики, а затем делает глубокий вдох и прижимает кулак к губам:
— Поэтому я на тебе и женился, Нина.
— Как ты оказалась в мужском туалете? — игнорирую его слова и выискиваю курицу среди зелени.
— А, может, это Глеб Иванович оказался в женском? — Наденька щурится. — М?
— Ты сука такая, — шипит Глеб. — Не припомню, чтобы в женских туалетах были писсуары.
— То есть писсуары ты помнишь? — тихо уточняю я.
— Да, Нина, помню, — вглядывается в мои глаза. — Я никак попасть не мог. Струя туда-сюда.
— Что ж ты так нажрался?
— Был повод для радости, дорогая.
— И какой же? Новая перспективная студентка?
— Раз у нас день откровений, дорогая,— Глеб усмехается, — то я и эту карту вскрою. Я в тот день получил отрицательный результат биопсии предстательной железы, — выжидает секунду и поясняет, — простаты. Вот, мать твою, и нажрался, как свинья.
11. Глава 10. Не кипишуй
— Тебе пора, Надюш, — шепчу я.
А она в ответ молчит и тормозит.
— Пошла прочь! — рявкаю я, а затем перехожу опять на шепот. — Встала и пошла.
— Вот теперь точно свободна, — хмыкает Глеб.
Это не Наденьку, которая встает и, поджав губы, шагает прочь, надо вилкой потыкать, а моего мужа.
Я леплю глебу пощечину. Злую и хлесткую. Он отворачивается и хмыкает.
— Биопсия? — цеду я сквозь зубы. — И ты сейчас мне об этом говоришь?!
— Ну… — он откидывется на спинку стула, — да.
— Ты…
Мой муж скрывал не только связь со студенткой, но и то, что у него подозревали рак. И я не знаю, что из этого хуже.
Я его жена.
Окей. Про измену сказать жене стремно, но кому если не ей доверить ей страхи и опасения по здоровью?