Развод. Роковая ошибка - стр. 8
Никого не видел вокруг, только эта маленькая девчонка с большими карими глазами. Готов был положить весь мир к ее ногам, лишь бы только была моей. Но нет, ей оказывается этого не хватало, надо было еще один член в себя пустить. Сколько пламенных речей произносила, признаваясь в любви, а в итоге, это пшик, пустые никчемные слова.
Сука. Как после чужого мужика я ее приму обратно? Один раз придаст, придаст и второй. Проходил, видел. Там я простил и получил второй раз нож в спину, только уже посильнее, растоптав и сравняв меня с грязью.
Нет. Зарекся, никому вторые шансы не давать. Предатель, он и в Африке предатель. Только как паршиво осознавать, что ею стала она, которой верил, как себе, и думал: Кира особенная и никогда не посмеет на подлость.
— Ты даже не пытаешься разобраться, сразу рубишь с плеча. Не даешь объясниться, лучше голову в песок спрятать, чем понять, — по ее щекам скатываются слезы, капая на мое запястье.
В груди сжимается от жалости. Всегда не мог смотреть на женские слезы, тем более на ее, и сейчас действует также. Но перед глазами опять стоит образ обнаженных тел на нашей постели. Хочу обмануться и снова тонуть в карих глазах, быть для нее всем, только лишь бы была моей.
Сука! Какая же она сука. Притащить в нашу квартиру и трахаться на нашей постели. Как долго они любовники? Месяц, год? Сколько я хожу с рогами, думая единственный у нее мужчина и любит только меня?
Неужели не осталось честных женщин, которые действительно будут верны своим мужьям до конца дней?
— А мне этого не нужно. Все что нужно, я увидел собственными глазами. Думаешь я не разговаривал с этим щенком? Он мне подробно разъяснил вашу прошлую ночь, как и где вы это делали, — рычу в ее лицо и представляя эти сцены в своей голове.
Ее боевая стойкость куда-то девается, теперь в глазах страх и непонимание: думала, что ее сладкие речи меня разжалобят?
— Этого не может быть, Олег. Я не помню ничего. Я бы никогда так не поступила. Тут что-то не то. Егор, может быть, напутал? Был пьян?
Опять пытается меня разжалобить, и никакие ее оправдания не подействуют, когда собственными глазами видел, а они не врут.
— Замолчи, Кира. Лучше молчи. Через месяц развод, это все, что могу тебе предложить, а теперь иди, работай, — отпускаю ладонь и отстраняюсь от нее на два шага, давая возможность уйти.
— Зачем ты так? Я же люблю тебя и никогда не предавала, ты единственный у меня мужчина и прекрасно об этом знаешь. А вдруг тебе Егор соврал? И ничего между нами не было. Я бы это почувствовала, Олег, — плачет и хлопает ладонью в центр своей груди.
Ее слова трогают за живое, очень хочется поверить, дать нам шанс, но слова щегла возвращают в реальность:
“— Мы с Кирой переспали, она просто боится тебе признаться. Я люблю ее и хочу, чтобы осталась со мной.”
И я его ударил, да так, что он отключился. Хотелось прибить щенка, за то, что тронул мою женщину. МОЮ, блядь.
Весь вечер пил, пытаясь заглушить душевную боль, но ни черта не помогло. Сколько намеревался позвонить ей и спросить: чего ей не хватало? Чего?
— Я бы еще сомневался, если этот щенок просто пришел ко мне и заявил о вашей связи. Но нет, Кира, мои глаза никогда не врут. Открой дверь и выйди. Старайся не попадаться мне на глаза, я видеть тебя не хочу. И зря ты оставила карточку, там тебе перевел денег, чтобы не померла с голода, ведь ты привыкла шиковать на широкую ногу, — усмехаюсь и отхожу к своему столу, давая понять Кире, что разговор окончен.