Развод. Пошел вон! - стр. 10
Когда мы забирали ее из дома малютки, ему было все равно на то, кто ее биологические родители. Был уверен в том, что ее дальнейшая жизнь зависит напрямую от нас, и она вырастет такой, какой мы ее воспитаем.
Но каждый раз, когда Вика закатывала истерики, он говорил, что девочка, рожденная от матери и отца, которые вели разгульный образ жизни, навряд ли будет примерным и послушными ребенком, который добьется больших высот в жизни.
У меня складывалось такое ощущение, что, по его мнению, детдомовские дети не имеют права на капризы и слезы. Наш родной ребенок точно так же закатывал бы скандалы из-за конфетки, которую ему не дали, и из-за мультиков, которые ему не разрешили смотреть в позднее время.
Вика была обычным ребенком со своими детскими хотелками и обидами, как и все остальные дети. Но Сергей был уверен в том, что наш родной ребенок никогда бы не стал валяться по полу и колотить по нему руками, когда ему что-то очень сильно нужно. Упрямо считал, что такое поведение может быть только у детей, рожденных от не пойми кого.
Но чем старше Вика становилась, тем сильнее он к ней привязывался.
Стал понимать, что наша любовь и забота все-таки сильнее плохой наследственности. Вика сходу запоминала стихи и выразительно рассказывала их на конкурсах. Выигрывала школьные олимпиады, и занимала первые места на мероприятиях в музыкальной школе.
Когда Сергей с гордостью ставил родительскую подпись в дневнике, в котором были одни пятерки, то говорил о девочке из дома малюткис плохой наследственностью уже совсем не так, как раньше:
«Оль, она у нас очень умная. И непременно добьется больших успехов в жизни».
Вот и сейчас, когда Вика идет на золотую медаль, он гордится ею, и говорит, что ее ждет светлое будущее.
Но теперь благодаря ему эта золотая медаль под большим вопросом.
Я не знаю, как Вика после всего, что случилось, будет сдавать экзамены…
Вчера она в слезах прокричала:
«С этого дня я ненавижу географию. Ненавижу все, что с ней связано! Я не хочу ходить в эту школу, и не хочу видеть географичку!»
До последнего звонка осталось всего две недели, а потом начнутся экзамены. У нас нет другого выбора, и поэтому придется потерпеть.
Сегодня я напишу заявление на увольнение, как раз отработаю эти две недели и уйду из школы. Вика тоже вскоре окончит ее, затем поступит в институт, и мы с ней начнем новую жизнь, в которой не будет места предателям и развратным учителям географ… географичкам!
Понимаю, что уже нет никакого смысла спать, так как до будильника осталось всего сорок минут, и, встав с дивана, включаю чайник.
— Ты так и не спала? — войдя в кухню, шепчет тетя.
— Поспала, не переживай, — вру я, чтобы она не волновалась за мое состояние.
— Оль, надо бы к матери на могилу съездить, — садится она за стол и глубоко вздыхает. — Скоро будет тридцать лет, как ее не стало. Можем на эту дату и запланировать поездку.
— Обязательно, — киваю, наливая чай, а сама напрягаюсь от одной только мысли, что мне придется поехать в поселок.
Столько лет прошло с тех пор, как я из него уехала, но каждый раз, приезжая туда на кладбище, невольно погружаюсь в события, с которыми связаны родные края.
Дорога к кладбищу как раз проходит через дом, в котором раньше жил Славик. И всякий раз, глядя на тот коттедж, я вижу на крыльце себя в возрасте восемнадцати лет… И глаза Риммы Альбертовны — холодные, равнодушные. А в голове звучит ее голос: «Не приходи сюда больше».