Развод - стр. 29
Неожиданно Арн ничего на это не сказал. Не обвинял в нелепости выдумки, в плохо отрепетированной лжи. Он просто присматривался и молчал, затем резко развернулся и вышел из комнаты. Раздался громкий хлопок двери.
Она выдохнула, присев на холодную постель. Пусть думает, что хочет. Пусть обвиняет, в чем хочет, скоро её тут не будет. Осталось совсем немного потерпеть, если грязь убрать от раны, она, быть может, начнет рубцеваться.
Темный коридор. Мужчина жутким, холодным взглядом таращился на пол и сжимал кулаки. Уже начала собирать вещи? Быстро, слишком быстро, ей же дали тридцать дней. Неужели так просто сейчас найти дешевое жилье под съем, где позволят жить с крупной собакой? Внутри разрасталась досада, которую сменяла ядовитая, тягучая злоба.
Ни одного извинения, ни одной попытки уговорить его спасти брак. Он ожидал чего угодно, но не этого. Ожидал слез, просьб, оправданий, но их не было. И из-за этого зубы сжимались сами. Ей дали тридцать дней, и как она ими распорядилась? Ни одного извинения.
А Арн их хотел. Хотел слышать, что ей, хотя бы, жаль. Что она его любит и мечтает с ним быть, непонятно почему, но он очень хотел их слышать. Чтобы она, зареванная, принесла ему очередную корзинку с фруктами. Упала перед ним, и сказала, что была пьяна, или вроде того. Что ей было так плохо, что она не смогла оттолкнуть кого-то, и теперь ненавидит себя за произошедшее. Что готова пойти на все, лишь бы быть вдвоем.
Ничего не было.
И эмаль на зубах стиралась в пыль. Бауэр сам не понимал, почему именно хотел такой реакции. Он разве не все для себя решил? Он разве… куколд? Снисходительно смотреть на рыдающую женщину после секса с другим? Разве олень? Вроде бы нет. После такого можно только дать пощечину и бросить, без права открывать рот для оправданий.
Но, почему-то, Арн ждал этих оправданий, а не самоуверенной лжи. Ждал, что она будет у него в ногах, хвататься за штаны, чтоб не отталкивал, и сам бесился со своих же ожиданий. Даже если бы Сонн так поступила, что бы это изменило? Что бы дало, кроме маленького плюсика к сиюминутному злорадству?
Он что, мог бы её… простить? Инфантильную потаскуху без вкуса, с руками из зада?
Да ну, бред какой-то. Бауэр не опустится до того, чтобы иметь жену-шлюху и самовольно надевать рога.
«Встань передо мной на колени. Целуй мне ноги, и моли меня о прощении» - пульсировало в голове.
И что, простил бы?
Не укладывалось в голове. Тошнило от себя самого. Мужчина с ненавистью косился на дверь, пока ногти оставляли жуткие, глубокие лунки в коже ладоней. Не куколд. Не тюфяк и не лох. Так ведь?
Так?
Он молча пошел вперед по коридору. На каменном лице, казалось, не отражалось ни одной эмоции. Только сосредоточенное спокойствие, Арн о чем-то размышлял. Быстро спустился на первый этаж, прибавил темп и вышел на улицу. Ветрено, тонкие облака. Может, разнесет, к ночи. А, может, напротив, нанесет еще и будет дождь. Порывы приминали травы и цветы к земле, пахло сиренью. Дик оживленно высунулся из будки, однако, хозяин чуть сдвинул брови и вытянул вперед руку, качая головой. Не сейчас, позже. Не до игр.
Бауэр стал медленно обходить дом. Ни у него, ни у Сонн не было привычки оставлять настежь открытые окна внизу, так что, даже если на одну секунду предположить, что её слова, частично, правда… этот человек довольно развит физически, раз смог взобраться по наличникам, по кирпичу наверх, на второй этаж. Как он помогал себе, если вообще существовал? По логике, на стене должны были быть какие-то зацепки, может даже от альпинистской кошки или вроде того. Светло-бежевый ракушечный кирпич имел очень пористую структуру и, местами, отпечатки самих ракушек. Идеальное покрытие, чтобы скрыть на нем легкие повреждения. «Ярость трипофоба» - так Арн называл облицовку своего дома, когда выбирал её. Выбирал, кстати, только из-за физических свойств, но все же. То, что это было еще и красиво, просто повезло.