Развод. (не) Любимая жена - стр. 6
— Поздравляю, — говорит она мягко.
Открываю глаза.
— С чем? — растеряно спрашиваю я.
— Не рады? — врач поднимает бровь.
— Я?
— Ну не я же, — улыбается.
— Рада… наверное… — отвечаю с придыханием.
Лежу и слушаю этот маленький, упрямый стук сердца. Такой же, как мой собственный. Только другой. Такой новый, чистый. Ни разу ещё не разбитый, ни одним словом не тронутый, не обманутый. Маленькое сердце, которое бьётся внутри меня — и уже не только для меня.
— Можно… — я замолкаю, не зная, как правильно спросить. — Можно не выключать пока?
Врач кивает.
— Конечно.
Она отходит, давая мне несколько минут. А я лежу, слушаю этот стук и понимаю, что он уже меняет меня. Я пришла сюда напуганной, растерянной. А теперь… не могу сказать, что стала смелой, но появилась какая-то тёплая тяжесть внутри — как если бы мне передали драгоценность. И вместе с этим — страх. Такой же большой, как радость.
Что скажет Виктор? Что скажет мама? Как всё это объяснить Алисе, которая считает, что «я слишком старая»?
— Ну что ж, — возвращается врач и выключает аппарат. — Беременность развивается. Пока всё выглядит хорошо. Я вас запишу к нам на учёт, да?
Я киваю. Автоматически. Потому что слова не проходят через горло. Потому что всё, что могу сейчас — это просто быть. Здесь. В этой реальности, где сердце моего ребёнка только что впервые постучало в мои уши.
Я одеваюсь и сажусь напротив врача. Та заполняет бумаги, а я будто смотрю на неё издалека. Из другого мира, где теперь всё иначе.
— Вам сорок два, верно?
— Через месяц будет, — отвечаю тихо.
Она вздыхает, но не как врач, а как женщина.
— Не бойтесь. Это не приговор. Это не поздно. Это просто... неожиданно, да?
— Да, — признаюсь я. — Очень.
— Иногда самые неожиданные вещи — самые правильные, — улыбается, глядя на меня поверх своих очков.
Она кладёт передо мной лист с анализами, с направлением, с датой следующего визита. А я всё ещё держусь рукой за живот, будто уже охраняю.
Уже не одна.
4. 4
Фаина
Я стою у калитки, вцепившись в ручку, будто в спасательный круг. Лето. В воздухе — запах жасмина, прелой травы и чего-то домашнего. Вишня во дворе уже цвет отцвела, теперь только зелёные кисловатые ягоды да шелест листвы.
Наша дача. Та самая, где я провела детство, где на кухне всегда пахло дрожжевым тестом, а под подушкой прятались тайные дневники и слёзы.
Пальцы медленно поворачивают засов. Скрип калитки звучит, как трещина в тишине. Я захожу во двор, поправляя сумку на плече, и всё вокруг — как прежде. И в то же время — будто в первый раз.
— Мам? — зову я, проходя по дорожке к крыльцу.
Дверь открывается. На пороге — она. В фартуке, с заколотыми в пучок волосами, с тем самым выражением лица: немного удивлённая, немного настороженная.
— Ты чего такая?.. — спрашивает сразу, вглядываясь. — Что-то случилось?
Я сглатываю. Губы трясёт.
— Мам, можно я зайду?
— Конечно можно. Фая, ты чего… Бледная. Усталая. Не завтракала, что ли?
Я захожу в дом. Всё пахнет вареньем. И газом. И мамиными руками.
— Мам… Я... — Я сажусь на табурет, кладу ладони на колени, прижимаю друг к другу, как в детстве перед раскаянием. — Я приехала тебе сказать, что мы с Витей разводимся.
— Разводитесь?.. — переспрашивает мама, и в её голосе не было ни осуждения, ни удивления — только настороженное ожидание. Как будто она знала, что это когда-нибудь случится, но не хотела верить раньше времени.