Развод. Мы больше не твои - стр. 10
– О да, действительно, именно что одна! Ведь их папа даже на день рождения не приехал! – из меня вырывается нервный смешок.
Мы подбираемся к той самой теме икс, и мне становится банально страшно. Я не готова услышать, что Глеб меня больше не любит, что у него другая. Просто не готова. Только не так, не по телефону.
Хотя кого я обманываю, какая разница по телефону, лично или в письме. Все одно. На расстоянии, возможно, более унизительно в моменте, но зато есть шанс сохранить лицо. Положить трубку или откинуть от себя письмо, и только потом зайтись в некрасивых истошных рыданиях.
– Так и думал, что ты обидишься, а ведь я подарки подготовил, – произносит Глеб, – старался, сам выбирал и заказывал.
– Мне нужно похлопать в ладоши? Или, может, Никита и Соня должны этим заняться? Глеб, они тебя не помнят даже! Они до сих пор при виде твоего отца сначала нервничают, вспоминая, что это их дедушка, а не чужой дядя, а тебя они лицезрят реже, чем его! – увещеваю супруга. – А твой подарок мне, Глеб, о да, я его надолго запомню, он выше всяких похвал!
Но муж то ли не слышит мой сарказм, то ли предпочитает не слышать.
– Кстати, а почему ты маму не попросила посидеть с Никитой и Соней, зачем какой–то непонятный развлекательный центр с чужими тетками? Ты о двойняшках подумала?
Вместо признания себя неправым, он нашел, к чему придраться в моем поведении. А ведь если так подумать, он любит использовать этот прием в общении со мной. Мастерски манипулирует марионеткой, взятой под официальную роспись в ЗАГСе.
– Подумала, – спокойно отвечаю, не ведусь на провокацию, – именно о них я и подумала. А еще о себе, как ни странно. Я твою маму за месяц до дня рождения детей начала уговаривать прийти и помочь мне с ними, чтобы я смогла заняться организацией праздника. За месяц, Глеб! Ведь она такая занятая женщина, только непонятно чем, ведь на работу она не ходит.
– У мамы давление, сосуды, папа, – пытается выгородить Анну Николаевну Глеб.
– Это у меня скоро будет давление с сосудами от такой жизни. А твоя мать здоровее многих тридцатилетних, – отбриваю я. – И извини, но если бы у меня оказалась сломана носовая перегородка, я бы физически не смогла ожидать целый месяц, пока твоя мать освободила бы место в своем насыщенном графике маникюров и косметологов.
– Если бы ты объяснила ситуацию, она бы отложила свои дела. Она же все–таки в первую очередь мать! – патетично восклицает мой муж.
– Короче, Глеб, наш спор никак не объясняет ни твоего вчерашнего отсутствия, ни того, что ты звонишь мне только сегодня и то лишь для того, чтобы наехать за нецелевое растрачивание средств. Ты вчера даже с Толиком умудрился связаться! А мне не смог черкануть одно несчастное сообщение. Не посчитал нужным, – горько усмехаюсь, а в уголках моих глаз уже скапливаются предательские слезы. – Ты никак не комментируешь произошедшее, как будто все нормально. Я понимаю, конверт в букете красноречивее многих слов, но это ни в какие ворота, Глеб. За столько лет совместной жизни я заслужила гораздо более человечного объяснения.
– Оля, я работаю! На благо семьи работаю! Я же написал в письме, вернусь, и ты поймешь, с чего я решил еще остаться тут! Что за глупые бабские капризы? А дети в год и вовсе не запомнят, кто был на их празднике! Потратила деньги на полноценный день рождения, и ладно! Я был не против, хотя по мне, это чистой воды блажь. Не в этом возрасте праздновать. Но я не спорил, решил, что тебе нужно самой проветрится. Но теперь я должен слышать наезды?! Нет уж. Я тебе сказал, я вернусь, и все изменится. Не так много осталось подождать.