Развод. Моя новая жизнь - стр. 9
Значит, вариант “клин клином вышибают” и “око за око, зуб за зуб” в нашем случае не прокатит…
А как тогда возместить можно?
Дать мне денег, чтобы я купила шубу из песца, и успокоилась?
Не ношу я шкуры убитых животинок. Согреться зимой можно и без живодёрства.
И никакие суммы денег не окупят моих страданий и не окупят самое важное: я поняла, что меня не уважает мой мужчина, раз позволяет себе заводить интрижки на стороне.
И плевать мне, что он не собирался рушить семью. Они все так говорят. И говорят не потому что любят жену, а потому что к дому и месту они привязываются сильнее, чем к женщине.
Это он переживает о своей кроватке и подушечке, о носочках и трусиках в привычном комоде в привычном для него углу. И о своём диване, на котором вечерами новости смотрел. О своей жизни и привычках он переживает, а никак не о сохранении семьи. И уходить не планировал по той же самой причине: ему всё это было удобно.
Степана всё устраивало: тут у него — покой и отдых, чистые трусики, его кроватка, его подушечка, его кружечка любимая на столе кухни. А там — молодая, резвая, на всё готовая любимка с упругой попкой.
В этом доме он — муж, отец, хозяин. А там — герой-любовник, наслаждающий свои похоти. И всё было так прекрасно, пока не пришла злая Люба, его рогатая жена, и всё безбожно не сломала! Вот ведь оказия-то вышла…
Нет-нет, такие с позволения сказать “отношения” — простите меня, бога ради, отношения — сохранять смысла никакого нет.
Ни к чему это не приведёт. Никаких компромиссов мы не сможем найти, чтобы Степан мог компенсировать и как-то исправить всё то, что натворил.
Я не смогу его простить. Даже если оставлю в доме, не подам на развод, буду тайно ненавидеть собственного мужа. Буду — точно знаю. Не смогу я забыть ему этого поступка.
Это как чашка с трещиной. Можно взять самый дорогой и лучший в мире клей и попытаться склеить битую чашку. Потому что она такая любимая, жалко с ней расставаться. Хочется сохранить.
Чашка, может быть, и будет держаться в проклеенных местах. И даже не давать течь.
Много лет — не давать.
Но ты-то всегда будешь бояться, что однажды чашка не выдержит и снова течь даст.
И жить так много лет, постоянно опасаясь того, что Степан повторит своё предательство, я не была готова.
Я знала, что склеив нашу чашку, буду потом всю свою жизнь переживать, что та снова даст течь в проклеенной трещине…
А если простить не смогу, то и перешагнуть эту ситуацию не смогу тоже.
Не приму, не перелистну страницу прошлого, не сдам эту историю в утиль.
А если не перешагну, то и жизни нормальной у нас всё равно уже не получится.
Я буду подозревать его, ревновать к каждому столбу, постоянно проверять не выросли ли у меня снова развесистые рога сохатого, которые мы с таким трудом спилили, сделав вид, что там ничего никогда и не было.
Тогда отношения обречены. Я это ясно понимала.
А значит, останавливать его не стоит ни в коем случае.
Торговаться с собой, идти на поводу слабости, жертвовать своими принципами — этого не стоит делать.
Я всё равно буду работать там, где работала. Устроиться на работу, где я могла бы раньше уходить домой и больше времени уделять семье, я тоже вряд ли смогу — на такие места много желающих.
По сути, у нас всё равно ничего не поменяется в наших жизнях.