Развод. Моя (не)желанная - стр. 31
Но и этим я сейчас не могла как следует насладиться, потому что стоило мне вернуться из своего коттеджа, как муж исполнил угрозу — устроил мне настоящий допрос.
— О твоём госте.
Ох ты ж ё-моё… Откуда он узнал?
— Ты…
— Я о Толике, да. Какого хрена он к тебе в дом-то попёрся?
— Это ты у меня спрашиваешь? — изумилась я. — Да и как ты вообще об этом узнал?
— Без особых проблем. Свой первый визит он нанёс мне.
— О-о-о… — до меня наконец-то дошло. — Он же рассказывал мне про долги…
В карих глазах промелькнуло нечто мрачное:
— Эта сволочь уже всё тебе разболтала?
— Ну… насчёт всего сказать очень сложно. Но о долге он упомянул.
— Хрен с ним. У тебя-то он что забыл? Зачем приходил?
— Поздороваться? — предположила я, без особого удовольствия вспоминая этот, мягко говоря, неожиданный и неприятный визит. — Слушай, я понятия не имею. Он просто ошарашил меня своим появлением. Я сто лет ничего о нём не слыхала. Как гром среди ясного неба.
Громов рассматривал моё лицо с откровенным недоверием.
— Нечего меня гипнотизировать, — нахохлилась я. — Он молол всякую чушь. Про то, как рад меня видеть и… и мне кажется, его основательно озадачил тот факт, что мы женаты.
— Могу представить, — фыркнул Громов. — Он-то всегда полагал, что ты за него замуж выйдешь.
Я поморщилась:
— Вот совершенно необязательно об этом сейчас вспоминать.
— Да ладно? О чём, как не об этом? С этим приятным во всех отношениях человеком теперь придётся считаться, если ты ещё не поняла.
— Это я как раз поняла. Но это же совершенно не значит, что стоит ворошить прошлое.
— Митина, раскрой глаза, — Громов рассерженно запустил пятерню в свою тёмную гриву. — Это хмырь припёрся сюда со своим визитом вежливости как раз для этого — как следует поворошить прошлое.
Мне тут же вспомнились туманные и не очень туманные намёки, которыми пестрела речь Плотникова. И от воспоминаний этих стало очень не по себе.
— Он ещё и припомнил, что я любовь всей его жизни, — пробормотала я и только потом уже поняла, что размышляла вслух.
По тяжёлой, заросшей густой щетиной челюсти Громова прокатились желваки.
— Охренеть. Толя-маньяк, видимо, за добавкой вернулся. Хочет, чтобы я снова морду ему начистил.
Я вытаращилась на мужа:
— Ты начистил ему морду? Когда?
— Давно, — Громов совершенно неожиданно и непонятно по какой причине смутился, будто пожалев, что выдал мне эту информацию. — Это не важно.
— А за что?
— Говорю же, не важно.
— Да ну? — его сопротивление неожиданно сильно меня раздосадовало. — А мне кажется, сейчас всё может быть важно. Любая деталь. У меня такое ощущение, что нас попросту обложили, и уже не знаешь, с какой стороны прилетит новый удар.
— Ну, в этом-то у нас с тобой как раз мысли сходятся. Всё это так. Но вот увидишь, Плотникову я реально морду начищу, если он возьмётся паскудничать.
— А с долгом-то что делать будешь? — прищурилась я. — Может, заодно кулаками его уговоришь и долг тебе мимоходом списать?
— До чего ж остроумно, — скривился Громов. — Ты бы почаще остроумие включала, когда с гостем нашим общаешься.
— Что, думаешь, остроумием тут поможешь?
— Нет. Исключительно инсценировкой.
От пристальности его взгляда по спине у меня пробежал холодок:
— Это ты сейчас о чём?
Громов с кажущимся безразличием пожал плечами, но я уже чуяла, что меня ждёт неутешительное продолжение разговора.