Развод. Цена моей свободы - стр. 9
Это его голодный паек? Очень страшно.
Судя по возне за дверью, ко мне приставили охранника на постоянной основе. Зная моего мужа – это Вова, самый исполнительный, но туговатый на ум, этому даже зубы не заговоришь, будет стоять на своем «у меня приказ» как верный солдат.
Что мне еще оставалось, кроме как лечь спать? Не в окно же прыгать со второго этажа, да и не выйдет это, потому что в особняке Кантора такая система безопасности, что блокирует даже бронированные окна и двери в случае угрозы.
Ни стулом не разбить, ни выстрелом из пистолета, отобранного у охраны.
Да и вообще о чем я думаю? Меня быстрей с размаху лицом в пол положат эти накачанные манекены, чем я смогу хотя бы попытаться сбежать.
Когда я счастливо жила с Альбертом, мне казалось, что безопасность нужна, чтобы защитить нас от разнообразных негодяев, которые могут позариться на богатства или жизнь Кантора, забравшись в дом.
А теперь создалось ощущение, что все, что меня окружает это тюрьма и надзиратели.
И главный негодяй живет внутри, и я заперта тут с ним.
Альберт задержался на банкете, хотя обычно к полуночи уже все заканчивалось. Такие формальные мероприятия обычно не растягивались до самого утра. Редко когда самые важные гости задерживали нас.
Но не в этот раз.
К часу ночи я сдалась, устала бояться и ждать возвращения взбешенного мужа и отключилась беспокойным поверхностным сном. А теперь меня разбудили и вытащили из постели, как я поняла, для разговора.
Дверь в кабинет распахнулась так внезапно, что я вздрогнула и развернулась на месте. Альберт вошел мрачный и грозный, как туча перед рождением торнадо. Еще немного и воронка начнет засасывать меня, добивая разрядами молний.
Он на мгновение встал в дверях и оглядел меня с ног до головы. Я неосознанно опустила руки и нервно поправила полы просторной шелковой пижамной рубашки. Еще на мне были такие же штаны до самого пола, но чувствовала я себя абсолютно голой.
Хорошо хоть горничная догадалась принести мне пижаму и дорожную косметичку, а охрана позволила все это передать. Я умылась и переоделась, а то так и пришлось бы ходить в рваном платье и с поплывшим от слез в машине вечерним макияжем.
– Довольна собой? – внезапно произнес Альберт, дверь за ним захлопнулась, а сам он прошел к своему огромному дубовому столу, на ходу снимая пиджак.
– Нет, не довольна, – я сжала дрожащие пальцы, чтобы это не было заметно. – Буду сразу после того, как разведусь с тобой.
Альберт уселся в кожаное «президентское» кресло и взял с подставки золотую ручку «Паркер», подаренную ему мэром нашего города, и начал постукивать ей по столешнице. Пытался подчеркнуть свою власть над всем и вся вокруг?
Не надо мной.
– Сядь! – рявкнул он и ручка замерла в его руке.
Я продолжила стоять как вкопанная посреди комнаты, чувствуя под босыми ступнями прохладный паркет.
– Сядь, я сказал! – громыхнул басом Альберт и резко встал, отталкивая кресло от себя, а я подпрыгнула и чисто на рефлексах упала в кресло для посетителей.
Черт!
Муж шумно выдохнул, расширив ноздри.
– Я завтра подам заявление, тебе адвокат принесет бумаги на подпись и все, ничего, с чем ты не справишься… – начала я.
– Молчать! – оскалился он, – я тебе не разрешал говорить.
– А я тебе не собака. И даже больше не жена. Без пяти минут развелись.