Развод. Цена моей свободы - стр. 12
– Мне отмассажировать твой язык, чтобы он заработал? – прорычал он мне на ухо, царапая кожу жесткой бородой, – а то ведь сейчас отведу в Майбах и пройдусь по нему одним подходящим прибором. – Его взгляд на долю секунды скользит вниз, объясняя, какой свой прибор он собирается вложить в мои уста, если из них не польются нужные слова.
– Макияж придется снова поправлять, а на это нет времени, – я кивком указала на тучу вдалеке. Этот ответ ему более чем понятен, особенно потому, что он сам любил трахать мой рот, пока я слезами не умоюсь.
– Ты меня начинаешь утомлять, – чуть скривился он, чтобы съемочная группа не увидела нашего разлада. Чертов позер. – У нас есть договор, ты подчиняешься, я не трогаю твою мать.
– Ты ее без денег оставил, разве это «не трогать»? – прошипела я, не слишком сильно скрываясь.
– Да, зайка, это «не трогать». А если ты сейчас же не сделаешь финальный красивый дубль, узнаешь, что значит «трогать». Поняла меня?
– Какая же ты мразь! – натянула я фальшивую улыбку от лучших стоматологов. – Вот за это я и люблю тебя! – добавила громко и идеально.
– Отлично, Элина Георгиевна! – обрадовался режиссер, который уже был тут как тут, – а теперь еще раз и на камеру!
– Тебе всегда нужны была правильная мотивация, – пальцы Альберта больно ущипнули меня за ягодицу, опустившись с талии, где он должен был меня обнимать.
Моя улыбка даже не дрогнула, только во взгляде была не любовь, а пожелания ему физических мук, желательно с участием ранее упомянутого «прибора перевоспитания».
Пришлось собрать всю волю в кулак и с тошнотворной выразительностью признаться в любви к Мужу. Дубль, наконец, вышел подходящим, и съемки завершились.
Уже в Майбахе, куда Альберт отправил меня с конвоем в виде Вовы, он выговорил мне все, что обо мне думает и о снова том, что не позволит срывать его кампанию.
– Еще подставы будут? – резко спросил он, развалившись на сидении.
– Нет, – соврала я, – я могу поехать домой или ты еще не удовлетворил свою жажду унижений?
– Можешь, – небрежно бросил он, вытаскивая мобильный и сверяясь со своим планировщиком, – напоминаю твое расписание. Через два часа ты едешь в фитнес-центр на занятия, а вечером у тебя ужин с твоим отцом. И только попробуй где-нибудь что-то вякнуть про развод.
– Если ты так не хочешь, чтобы я «вякала» зачем отправляешь в город? Запер бы на голодном пайке во флигеле, как и хотел изначально.
– Затем, Элина, что ты публичная личность, – напомнил он, теперь ненавистную мне истину, – ты жена кандидата, его моральная поддержка и член избирательного штаба. За тобой и твоей репутацией следят репортеры и мои соперники. Каждый твой шаг считывают, тебе нельзя внезапно нарушить привычный график жизни. Ты будешь ездить туда, куда ездила всегда, посещать свои салоны, спортзалы, рестораны и прочую привычную чушь.
– Это же такой бред! – не выдержала я.
– Бред – это твои мысли о разводе! Прекрати вести себя как бунтующий подросток, брак – это взаимовыгодное сотрудничество! И каждый из нас получает от него свои блага! Ты шикарную жизнь и статус!
– А ты? Что получаешь ты? – не могу я играть покорную овцу, из меня прет злоба, заместившая собой усохшую в одно мгновение любовь.
– Все, что я захочу! Поняла меня? – Альберт ударил ладонью по кожаному подлокотнику, – Вова, отведи Элину в Гелендваген и отвези домой, в два часа у нее занятия в спортзале!