Разрушительная ложь - стр. 26
Наверное, это одно из преимуществ отсутствия работы. Мне больше не приходилось ездить ночами на поезде в глушь и беспокоиться о том, что я не успею ее увидеть.
Я рассеянно теребила кулон, наблюдая, как бетонные тротуары и европейская архитектура города уступают место открытым полям и плоской земле.
Я не виделась с Кристианом после заключения соглашения, но на следующий день он написал мне с просьбой присоединиться к нему на благотворительном вечере.
Я даже не знала, для чего собирали средства – только что это официальное мероприятие и оно должно состояться в Смитсоновском музее естественной истории.
Толчок поезда, остановившегося в Гринфилде, совпал с приступом волнения.
Все будет хорошо. Это просто вечер. Ты посетила много официальных мероприятий.
Я вдохнула и выдохнула воздух полной грудью.
Все будет хорошо.
Я встала, пропустила группу усталых пассажиров и вышла за ними из поезда. Но на полпути почувствовала на шее холодок и резко подняла голову.
Такой же холодок, как в коридоре, когда Кристиан подвез меня домой.
Мой взгляд бешено заметался по вагону, но он оказался пуст, не считая пожилого человека, храпевшего в углу, и проводника, пытавшегося его разбудить.
Часть напряжения покинула мои плечи.
Все в порядке. Я просто на взводе из-за благотворительного вечера и фальшивой договоренности о свиданиях.
«Гринфилд» находился в десяти минутах ходьбы от вокзала, и когда я дошла туда, то уже отбросила опасения. Нельзя прожить жизнь, оглядываясь через плечо, тем более когда там ничего нет.
«Гринфилд» состоял из трех зданий и нескольких акров земли в пригороде Мэриленда. Из-за эркеров, бамбуковых полов и обилия зелени он скорее напоминал элитный бутик-отель, чем жилой комплекс для пожилых людей, поэтому я не удивилась, что его признали одним из лучших роскошных жилых помещений в стране.
Днем он тоже выглядел по-другому, и не только из-за света. Атмосфера была спокойнее, а запахи слаще даже в пасмурный зимний день.
Сегодня был новый день, а с каждым новым днем приходила надежда.
Мою грудь наполнил оптимизм – я остановилась у комнаты Мауры и постучала в дверь.
Сегодня она вспомнит меня. Я не сомневалась.
Я снова постучала. Ответа нет. Я его и не ждала, но на всякий случай всегда стучала дважды. Пусть она и живет в доме престарелых, это все равно ее комната. Она заслужила право решать, кого впускать в ее личное пространство.
Я подождала еще немного, повернула ручку и зашла внутрь.
Маура сидела в кресле у окна и смотрела на пруд в задней части комплекса. Вода замерзла, а деревья и цветы превратились в голые ветви и увяли, но она, похоже, не была против.
Она слегка улыбалась, напевая тихую мелодию. Что-то знакомое, но неразличимое, дарящее счастливую ностальгию.
– Привет, Маура, – тихо сказала я.
Пение прекратилось.
Она повернулась и посмотрела на меня с вежливым интересом.
– Привет. – Она склонила голову под моим выжидающим взглядом. – Мы знакомы?
Грудь сжалась от разочарования, за которым последовала острая боль.
Болезнь Альцгеймера прогрессирует у всех по-разному – даже у тех, кто находится на средней стадии, как Маура. Кто-то забывает базовые навыки, например, как держать ложку, но помнят свою семью; другие забывают близких, но вполне в состоянии вести повседневную жизнь.
Маура попала в последнюю категорию.