Разрешаю себя ненавидеть - стр. 2

Первый этаж отец оставил для гостевых комнат, где могут разместиться друзья, ничего личного или дорогого, о чем могли бы судачить потом в городе. Там была ультрасовременная кухня, на которой мама проводила большую часть своего времени, так как когда-то не смогла воплотить в жизнь свою мечту стать шеф-поваром, потому что родилась я. Ей тогда было не так уж и мало, почти 19 лет. Но когда мне было три, и меня вполне можно было отдавать на попечение кому-то другому, мама забеременела моей сестрой Этни, точнее, Этьен. И снова школа поваров осталась мечтой на некоторое время, и лишь ее название отразилось в имени сестры. Мужское имя, но, если учесть, что меня назвали Флекс – в честь хлопка, в котором, как я понимаю, меня непонятно где зачали, сестра еще может радоваться. А когда подросла Этни, а я стала достаточно самостоятельной для того, чтобы ездить в школу на автобусе с другими детьми, нас снова обрадовали вестью о возможном появлении брата или сестренки. В итоге появился мой брат Майкл. К тому времени мне было уже восемь лет, а маме – 26, и, понятное дело, поступать в какую-то школу, к тому же во Франции, она уже не собиралась. Отец лишь начинал постепенно подниматься по карьерной лестнице в своей фирме. В итоге вскоре мы стали для мамы кое-чем таким, из чего она сделала потом бизнес. Как любая нормальная семья, мы ездили на пикники, и вместо того чтобы набирать для нас троих всяких сладостей в магазине, она пекла, готовила и выдумывала сладости. Вот так в нашем городке появился ее магазинчик с выпечкой и домашними угощениями, который теперь приносит денег не меньше, чем партнерство отца.

Еще на первом этаже была гостиная, да такая, что там можно было вместить весь мой класс, если у меня вдруг появится такая бредовая мысль. Несколько помещений для удобства матери, которые она использовала для разных метел или пылесосов. И отцовский кабинет, забитый книгами, но только напоказ – он не любил читать, и, как сознался мне однажды, всегда себя за это ужасно ругал. По его мнению, интеллигентный человек должен всегда читать. Себя он считал интеллигентом, хотя вышел из семьи такого же строителя, каким был сам, и лишь маленькая доля таланта к рисованию и сообразительность сделали из моего отца того, кем он является и сейчас – богатого и уважаемого человека. Потому отец всегда старался водить дружбу с людьми, которые умнее его – так он сам говорил. Его харизма и обаяние затмевали отсутствие хорошего образования, которое он настырно давал нам. Потому среди его друзей было немало профессоров, учителей, музыкантов, даже писателей, а еще – архитекторы, художники и ученые. Мне иногда даже казалось, что он коллекционировал друзей, а настоящим другом считал лишь одного человека – доктора Этвуда, с которым он жил по соседству, когда был еще подростком. Они поддерживали связь, даже несмотря на то, что Этвуд, его жена и двое детей колесили по свету из-за работы мистера и миссис Этвуд.

Мой папа даже был крестным старшего ребенка Этвудов – Ирвинга, но видел он его после этого всего пару раз. Насколько я знаю, парень был старше меня на каких-то полтора года, и по словам отца, всегда казался ему его старшим ребенком.

Второй этаж нашего дома находился полностью во владении детей – как говорила мама, это было наше царство, и мы как три властителя должны установить для себя правила пользования домом. Так как я была самая старшая – осенью мне должно было стукнуть 17 лет, то 75 % правил были моими, 20 % приходилось на тринадцатилетнюю Этни и лишь пять – на девятилетнего Майкла, который, по сути своей, был нашим маленьким ангелочком. Комнаты были большими, у каждого была своя ванная, во избежание войн, но подвох был в том, что мы сами обслуживали, убирали и очищали от скопления грязной одежды свои комнаты, и вскоре моя 20-метровая спальня не казалась мне уже таким раем. Помимо этого, на нашем этаже пустыми оставались еще четыре комнаты. Отец все надеялся на то, что мама совершит героический поступок и все же обеспечит ему спортивную команду. Впрочем, вскоре его мечта почти осуществилась, но не так, как он надеялся.