Разомкнутый круг - стр. 42
– За прелестную соседку! – произнес тост генерал.
Голова у Ольги Николаевны приятно кружилась. Кружились расписные стены, мебель и мягкий диван, на котором так хорошо и уютно сидеть, кружился весь дом, кружился весь мир.
Прикрыв глаза, чтобы остановить этот круговорот, она почувствовала на своем плече тяжелую мужскую руку, но уже не было сил сопротивляться. С плеча рука опустилась на грудь и сдавила ее, другая тем временем расстегивала крючки и пуговицы платья… Жесткие губы властно искали ее рот, а потом, вслед за руками, опустились ниже, нашли крупный сосок и стали ласкать его. Зубы покусывали мягкую нежную плоть. Сердце трепетало и кружилось где-то вне ее, вместе с комнатой, вместе с домом, вместе со всей землей…
«Зачем это я?» – Пыталась открыть глаза и освободиться от чужих властных рук и губ, но сознание не могло пробудиться, и было так хорошо и приятно, как много-много лет назад в дни промелькнувшей юности и первой любви…
Ах, как она тогда любила его!..
Руки между тем, требовательно лаская, сдернули платье и, приподняв, мягко уложили ее на диван. Теплая тяжесть давила на грудь и бедра, волнуя дыхание и еще сильнее кружа голову… Сдавленно застонав, она почувствовала грубую силу, входящую в нее, и волны наслаждения сотрясли тело.
Когда она открыла глаза, ей показалось, что живые розовые цветы осыпались с панно на ее тело и завяли…
Под самое Крещение нянька Лукерья, потеплее одевшись, велела собираться Акульке и Максиму.
– Да корзины захватите али еще што! – крестилась она на образа.
– А зачем, бабушка? – поинтересовался Максим.
– За снегом пойдем!
Акулька, вытаращив глаза, выронила валенок: «То барыня зеркало требует, теперь вот и бабушка свихнулась!» – грустно подумала она.
Хихикнув, Максим переспросил Лукерью, думая, что ослышался,
– Снег со стогов собирать станем… – бурчала та, выискивая корзину.
– Да зачем он нам?– недоумевал Максим. – Да еще по стогам лазить? Во дворе, что ли, его мало…
Акулька улыбалась, закатив глаза к потолку. Данила, видимо, подслушивающий их, появился в дверях и тоже вопросительно уставился на бабку. Девка сразу преобразилась: глупо засмеялась неизвестно чему и стала прихорашиваться.
Вздохнув и поджав губы, нянька разъяснила:
– Снег, собранный в крещенский вечер, – целебен! Особливо взятый со стогов
– Угу! – кивнул Данила, исчезая за дверью.
– Недуги всякие лечить им можно: головокружение, судороги, в ногах онемение, – произнесла старая нянька. – Ноги-то у меня болят…
Максим оживился – все развлечение. От снега шел ровный тусклый свет. Огромная круглая луна проглядывала сквозь корявые голые ветви акаций – словно запуталась в них.
– Полнолуние, – задумчиво произнесла нянька. – Видать, Волга по весне сильно разольётся… Примета такая, – поочерёдно глянула на парня и девку.
– Бр-р-р! – поежился Максим. Лазить по снегу чего-то расхотелось.
Вдали послышался перезвон колокольцев.
«Матушка едет! – обрадовался он. – Меня больше не берет, все одна да одна», – обидчиво всматривался в даль.
На Крещение Бог услышал его жалобы…
Утром, щурясь от солнца и аппетитно вдыхая свежий морозный воздух, Максим катил в Ромашовку. Он блаженствовал, слушая скрип полозьев, перестук, копыт и звон бубенцов. Старая Лукерья ласково улыбалась ему, зябко кутая ноги в медвежью полость: «Слава тебе Господи! – мысленно молилась она. – Хоть мальчонку порадует, а то совсем об дитяти забыла… – недовольно покосилась в сторону барыни. – Ишь, дремлет! Не выспалась, видать, гулена, и чего Акульку не взяла? Как девка просилась на водосвятие!»